Жан Маркаль - Монсегюр и загадка катаров

Заговорщиков ждал сам Рамой д’Альфаро и проводил их в замок, прямо в комнаты, где спали брат Арнольд и его сотоварищи. Началась резня, и каждый желал принять участие в этой «чистке». Все члены суда, включая нотария и привратников, были убиты. В случае если бы инквизиторам удалось уйти, на дорогах, выходивших из Авиньонне, их ждали отряды всадников. Так что те не могли избежать катарского «правосудия». Люди из Монсегюра вернулись к себе в крепость, и едва новость распространилась, как восстала вся Окситания. И Раймунд VII занял Альби, землю, которой его незаконно лишил король Франции.

Реакция королевской власти была крайне резкой. Папа потребовал примерного наказания, и следовало воспользоваться ситуацией, чтобы окончательно покончить со всеми, кто мешал аннексии графства Тулузского. Ряд плохо подготовленных сражений показал, что окситанцы чрезмерно поспешили. К тому же в результате каких-то темных сделок граф де Фуа изменил, и вскоре Раймунду VII, побежденному на поле боя и оставленному союзниками, пришлось еще раз просить пощады у короля Людовика IX. Тот не поверил ни одному из покаянных слов, произносимых графом Тулузским, но Раймунд старался обращаться не непосредственно к нему, а к королеве-матери Бланке Кастильской. Та, хоть и раздраженная поведением окситанского кузена, обязала Людовика IX договориться с ним, оставив ему графство, которое ее сын хотел конфисковать.

Такая позиция Бланки Кастильской остается необъяснимой и вызывает много вопросов. Можно задуматься, не было ли у Раймунда VII тайных средств давления, позволявших добиваться королевского снисхождения при том, что он был закоренелым мятежником и отлученным, то есть его домены подлежали конфискации. Во всяком случае известно, что королева Бланка оставила по себе любопытную память в народе на катарских землях, а именно в Разе, где ей приписывают одно загадочное сокровище. Правда, имя королевы — Бланка — наложилось здесь на очень распространенную в Пиренеях веру в существование «белых дам» (dames blanches), то есть фей, царствующих над подземным миром пещер, очень многочисленных в этих краях.

Как бы то ни было, убийство инквизиторов в Авиньонне вызвало кровавые репрессии. Монсегюр, откуда вышли убийцы, на самом деле стал «синагогой Сатаны», и очень похоже, что с того момента как католическое духовенство, так и королевская власть пустили в ход все средства, чтобы захватить крепость и уничтожить, физически и символично, все, что она олицетворяла. Людовик IX надеялся «возвратить» Раймунда VII, тем более что ему были нужны храбрые и опытные рыцари для похода в Святую землю; он присоединился к мнению Бланки Кастильской, желавшей пощадить графа Тулузского. Но если король мог прощать или по крайней мере демонстрировать великодушие, у Церкви не было никаких причин забывать избиение инквизиторов. Она считала, что Монсегюр надо разрушить. Но на Раймунда VII для этого не рассчитывали. Его предпочли отправить в Рим, чтобы он мог отстоять свое дело перед папой и добиться отмены приговоров о своем отлучении. Его отсутствие было выгодным: им воспользовались, чтобы подыскать надежного человека, который бы «отрубил дракону голову», и выбор пал на Гуго дез Арси, сенешаля Каркассона.

По Лоррисскому договору от января 1243 года Раймунд VII Тулузский должен был полностью признать свое поражение и поражение всей Окситании. Он был прощен, но на очень суровых условиях: в частности, ему пришлось дать письменное обязательство покарать виновников убийства в Авиньонне, прекратить всякие сношения с императором и осадить все крепости, где укрываются катары. Граф Тулузский подписал это обязательство.

В мае 1243 года армия в десять тысяч человек, поразительно большая для того времени и с учетом гористого рельефа местности, под командованием сенешаля Каркассонского и теоретически под духовным водительством Петра Амьеля, архиепископа Нарбоннского, заняла исходные позиции вокруг Монсегюра. Началась долгая осада, растянувшаяся на год.

Армия не торопилась и оборудовала для себя квартиры, которые образовали нечто вроде эллипса, окружавшего почти всю гору, кроме ее восточной стороны, где очень глубокое ущелье, проделанное текущей с массива Таб горной рекой, делало склоны слишком крутыми для использования. Лагеря отдельных частей неравномерно распределились на разных уровнях, и разница по высоте между лагерями юго-восточного и противоположного склоне могла достигать четырехсот-пятисот метров. Перед позициями всех отрядов были вертикальные горные стены, позволявшие осажденным не опасаться никакого приступа и в то же время дававшие им возможность для неожиданных атак. Наверху, на поге, вся крепость и катарская деревня были обнесены по краю пропастей прочным деревянным палисадом, имевшим проход, которым в течение всей осады будут пользоваться самые опытные из осажденных для сношения с внешним миром. Ведь фронт королевских войск никогда не был непроходимым, и в той разнородной, сильно пересеченной и вообще не поддававшейся изучению местности иначе быть не могло.

На поге бесспорным господином был Бертран из эн-Марти, катарский епископ, наследовавший Гиллаберту из Кастра. Но был и Пьер-Рожер де Мирпуа, не принадлежавший к катарам, но руководивший всеми оборонительными операциями. Гарнизон состоял из рыцарей и воинов, а последние взяли с собой семьи. Вероятно, во время осады население пога Монсегюр составляло человек пятьсот, куда входили полсотни совершенных женщин, столько же мужчин и почти двести верующих.

Поначалу осада представлялась совершенно бесполезной. Она началась в мае 1243 году, и за полгода осаждающие ничуть не продвинулись. На наименее крутых склонах произошло несколько столкновений, не принесших никакого результата: природа местности позволяла горстке людей успешно противостоять силам, имевшим огромное численное превосходство. Через полгода осаждающие получили подкрепление в лице Дуранда, епископа Альбигойского, и группы стратегов, имевших опыт в использовании боевых машин. Но, с другой стороны, и осажденный гарнизон пополнился ценным бойцом — Бертраном де ла Беккалариа, который тоже был знатоком машин, происходил из Капденака и поставил свои знания на службу делу катаров. В общем, обе стороны оказались в равном положении. Но осаждающие, убедившись, что штурм возможен лишь в случае, если он будет подготовлен специалистами и людьми, которым знакомы все тайны гор, призвали на помощь баскских наемников.

В ноябре 1243 года группе этих басков удалось закрепиться на южном склоне, на сто пятьдесят метров ниже крепости. Эта позиция была не слишком удобной, но она позволяла проводить другие операции, тем более что утвердиться здесь баски сумели прочно. В боевое положение поставили требюше, из которого, хотя и снизу, несколько каменных ядер удалось забросить в восточный барбакан замка. Кстати, на этом направлении осаждающие в дальнейшем и сосредоточили все усилия. Однажды ночью в конце декабря группа легко вооруженных добровольцев направилась в южные скалы, под отрог, которым пог заканчивался с восточной стороны. Их вел проводник, знавший тайные тропы, — по всей вероятности, катар-ренегат. Они взобрались на гребень и перебили охрану барбакана. Баски, ожидавшие на защищенных позициях, в свою очередь вступили в бой, ворвались в барбакан и, несмотря на ожесточенное сопротивление его защитников, сумели захватить его. Рассказывают, что, когда наступил день, добровольцы из ночной экспедиции затрепетали от ужаса при виде бездны, над которой они карабкались, не замечая опасности, которой подвергаются. Добавляют, что они уверяли товарищей: мол, никогда бы не пошли на такой риск, если бы знали о трудности похода или могли увидеть пропасть.