Петр Белоусов - Царь и Россия

В советской России была издана книга «250 дней в Царской Ставке», некоего Лемке. Автор заведовал отделом прессы в Ставке и работал в комнате рядом с той, в которой Государь принимал доклады от генерала Алексеева. Лемке, принадлежавший к социалистам-революционерам, не стесняясь, констатирует, что отлично слышал, или вернее, подслушивал эти доклады. В своих воспоминаниях Лемке называет Государя, — да простится мне это кощунственное выражение… — «коронованный идиот» [344].

Эти отзывы, несомненно сделавшиеся достоянием широкой публики, здесь приводятся, чтобы сопоставить их с вышеприведенными строками, характеризующими, чем Царь был в действительности, а также и отзывом Бьюкенена, свидетельствующим, что Царь обладал «быстрой сообразительностью, культурным умом, систематичностью и усидчивостью в работе и необычайным природным обаянием, которое привлекало всех, кто близко к нему подходил» (T. II. С. 57).

Отлично осведомленный о том, что творилось около него, Государь на новогоднем приеме (1915) говорит Палеологу:

«Считаю необходимым высказать Вам, господин посол, что мне небезызвестны некоторые попытки, которые были сделаны в самом Петрограде, чтобы утвердить мысль, что я потерял мужество, что я не имею более веры в то, что можно разбить Германию, словом, что я хочу открыть переговоры о мире. Это негодяи [345], это немецкие агенты, которые распространяют эти слухи. Но все эти выдумки и махинации не имеют никакого значения. Следует считаться только с моей волею, и Вы можете быть уверены, что она не изменится» (T. I. С. 268) [346].

На следующий день Палеолог записывает:

«Я обдумываю выражения, в которых Государь вчера говорил со мною и которые еще раз утверждают в моей памяти ту прекрасную моральную позицию, которой он не изменял с начала войны. Его сознание своих обязанностей возвышенно и ценно, насколько это только возможно, так как оно непрестанно поддерживается, оживляется и освещается в нем религиозным началом. В остальном, я хочу сказать, в смысле реальных познаний и практического выполнения Верховной власти, он явно ниже выпавшей на него задачи. Спешу прибавить, что никто не мог бы удовлетворить такой задаче, так как она „ultra vires“ — выше человеческих сил. Отвечает ли еще самодержавие характеру русского народа и степени его цивилизации? Это вопрос, по которому самые возвышенные умы не решаются высказаться. Несомненно, однако, что оно несовместимо более с территориальными размерами России, с разнообразием национальностей, ее населяющих, и с развитием ее экономической мощи. Чт опо сравнению с нынешней Империей, считающей не менее 180 миллионов населения на площади в 22 миллиона квадратных километров, Россия Ивана Грозного, Петра Великого, Екатерины II и даже Николая I. Чтобы править государством, сделавшимся столь громадным, чтобы управлять двигателями столь громадного механизма, чтобы соединить и вызвать к деятельности элементы столь сложные, разнородные и несоединимые, нужен был бы, по меньшей мере, гений Наполеона. Как бы ни были велики внутренние достоинства царского самодержавия, оно является географическим анахронизмом» (T. I. С. 269–270) [347].

Вот наиболее сжатая и цельная характеристика Палеологом Императора Николая II. Возвышенное понимание своих обязанностей и несоответствие его способностей выпавшей на него задаче.

Всецело поддерживая первую часть этой характеристики, невольно противополагаем второй — аргумент, самим Палеологом приводимый: для выполнения выпавшей на долю Государя задачи надо было быть… Наполеоном. Император Николай, конечно, Наполеоном не был, но за последний век новейшей истории Палеолог мог сослаться только на… Наполеона. Уже одна такая мерка в значительной степени смягчает приведенную характеристику.

Ну, а кто же в наше время оказался на высоте своей задачи? Больших имен первая четверть нынешнего века истории не отметит. Нет ни Меттерниха, ни Кавура, ни Бисмарка, ни Мольтке. Кто на Руси в последние годы царствования Императора Николая оказался большим человеком?

Последний из них, П.А. Столыпин, сошел в могилу в 1911 году. Кто из наших генералов Великой войны заслужил себе памятники, как Суворов, Барклай де Толли, Кауфман-Туркестанский, Кутузов-Смоленский, Нахимов, Скобелев, Великий князь Николай Николаевич Старший?

А революция? Неужели сильными и большими людьми оказались Родзянко, Милюков, князь Львов, Коновалов и Шингарев вместе с Керенским, отдавшим власть черни. Неужели большими людьми почтутся генералы, владевшие одно время всей Сибирью, Кавказом и подступами к Петрограду, не сумевшие согласовать своих действий и вырвать власть из рук слабейшего, в их соединенных силах, противника.

Правда, есть действительно одно большое имя… Но оно не созидательное, а разрушительное, и потому не к чему его называть…

Нет. На почве блага и дела в русской современности не было никого выше оклеветанного Государя, а что касается морали, то перед образом Царя нам всем приходится преклониться.

В самом анализе характера Государя Палеолог указал на то, что существовавший в то время образ правления стал для России географическим анахронизмом. Однако Государь защищал этот анахронизм. Всякий анахронизм вреден. Защищать его, следовательно, вредно и даже, может быть, преступно. Поэтому приходится поставить вопрос, насколько Царская власть еще отвечала жизненным условиям России и поэтому был ли прав Государь, ее защищая.

В воспоминаниях иностранцев мы находим только одно непосредственное заявление Государя о взглядах его на свою власть, а именно у Вильямса.

«26 января 1916 года за обедом Его Величество говорил о республиках и монархиях. Его личное мнение еще с юности было, что на нем, несомненно, лежит огромная ответственность и он чувствует, что народ, коим он управляет, так многочислен и разнообразен по крови и характеру, так отличен от других европейских народов, что Император для него — жизненная необходимость. Его первое посещение Кавказа произвело на него большое впечатление и подтвердило эти взгляды. Он говорил, что Северо-Американские Соединенные Штаты — совсем другое дело, и эти два организма нельзя сравнивать. В этой стране есть много задач и трудностей, которые основаны на воображении; острое религиозное чувство, нравы и обычаи приводят к необходимости сохранения короны и он думает, что это так должно быть еще много времени, но что известная децентрализация управления, конечно, необходима, но главная и решающая власть должна остаться за короной. Власть Думы должна прогрессировать потихоньку, ввиду трудности скорого развития воспитания широких масс его подданных» (С. 75–76).