Элизабет Хереш - Распутин. Тайна его власти

— Со мной ничего не случится, — возразил Распутин, у которого, вероятно, с годами исчезли способности к ясновидению. — Кто поднимет на меня руку, — пригрозил он, — сам умрет!

Было далеко за десять, когда он простился с обеими дочерьми в их покоях, обычным движением перекрестив их.

В то время как Юсупов отправился к дому Распутина, тот уже начат готовиться к выходу. Он вымылся, тщательнее обычного причесал и напомадил волосы и бороду. На свежее белье надел шелковую рубашку, вышитую синими васильками, и широкие бархатные темно-синие шаровары. Длинную рубашку подпоясал малиновым шнуром с двумя большими кистями.

Теперь не хватает только сапог. Распутин ищет их и здесь и там, но не может найти. В свои сорок семь лет он стал забывчив.

— Катя! — громко зовет он служанку, — Катя! Лаковые сапоги!

Наконец, заспанная служанка их приносит. Распутин надевает, кряхтя, чересчур длинные сапоги. Полностью собравшись, приготовив даже шубу, он ложится на кровать и ждет.

Раздавшийся с улицы шум мотора означает для него, что по заснеженной дороге подъехала машина. Через некоторое время раздается звонок в дверь. Испуганная дочь Мария, озабоченная поздним выходом отца в этот вечер, наблюдает в дверную щель, как молодой князь Юсупов, даже не снимая меховой шапки, оживленно обменивается несколькими словами с ее отцом. Вдруг Распутин вспоминает, что хотел взять с собой деньги. На глазах у удивленного гостя он открывает небольшой сундук, наполненный пачками, завернутыми в газетную бумагу.

— Это все деньги? — спрашивает Юсупов, не веря своим глазам.

— Да. Я их получил сегодня от благодарных людей. Это пожертвования на церковь…

— Сколько же здесь денег?

— Не имею понятия. Во-первых, у меня нет времени их считать, а, во-вторых, я не умею правильно считать, честно говоря. Это дело банкира Митьки (Дмитрия Львовича) Рубинштейна. Я ему только говорю: мне нужно пятьдесят тысяч, иначе я ничего для вас не сделаю… [78] Распутин, для которою Рубинштейн был не только советником по финансовым вопросам, но и человеком, часто финансировавшим его, за это направлял к нему полезных и сговорчивых людей на высокие посты; кроме того, Рубинштейн вкладывал деньги Распутина. И тогда они приносят деньги.

Может, здесь и больше пятидесяти тысяч… Я хочу этими деньгами оплатить приданое дочери, которая в скором времени хочет выйти замуж за одного офицера. Для него уже есть хорошая должность. Она (царица Александра) обещала дать свое благословение… [79] Это означает, что царица заявила о готовности быть свидетельницей при бракосочетании и поддержать свадьбу материально, как сообщает Мария Распутина.

— Но Григорий Ефимович, я думал, это пожертвования на церковь…

— Ну и что? Разве свадьба не имеет ничего общего с Богом? Не давал ли сам Господь своего благословения на это в Ханаане? Разве ему не безразлично, какой цели будут служить деньги? Ему, Богу? — заключает Распутин с лукавой улыбкой.

Юсупов подшучивает над дерзким обращением Распутина со Святым писанием. С лица Распутина уже давно сорвана маска божьего человека как реквизит пронырливого комедианта.

Закрыв сундук, откуда Распутин вынул пачку денег, он выключает свет и выходит из комнаты. В этот момент при всем презрении к Распутину на Юсупова находит чувство жалости к человеку, который ему так откровенно простодушно доверяется. Куда делись его чутье и бдительность? Что случилось с даром ясновидения? И все-таки, вспоминая все, что за последнее время произошло по воле Распутина, последние угрызения совести исчезают, чтобы окончательно уступить место решимости выполнить задуманное.

Юсупов помогает медлительному сибиряку надеть тяжелую шубу. Распутин надевает бобровую шапку, и за мужчинами захлопывается дверь.

Без четверти час. Во дворце с минуты на минуту ожидают прибытия Юсупова. Заранее подготовленные бокалы быстро окропляют раствором цианистого калия. В напряженной тишине легко уловить шум мотора машины. «Едут!» — хором кричат друзья и ставят пластинку на граммофон, установленный перед выходом из кабинета.

Когда Юсупов с Распутиным входят со двора в дом, из кабинета уже раздаются голоса друзей, изображающих веселую компанию, и громкие звуки граммофона, играющего «Янки-дудл».

— Что это — кутеж? — удивляется Распутин.

— Нет, нет, просто у моей жены гости, которые наверняка уже уезжают. Давайте пока спустимся в чайную, — сразу направляет Юсупов гостя в желаемую сторону.

«Шофер» Лазоверт тем временем торопится к остальным, быстро сменив ливрею на собственную одежду. Теперь все четверо оставшихся наверху наблюдают за ходом событий. Это продолжается не более пятнадцати-двадцати минут. Они пытаются вести вынужденную беседу, и время от времени кто-то из них подходит к двери, чтобы узнать, что происходит этажом ниже. Так проходит четверть часа, полчаса. Звуки, доносящиеся время от времени снизу, говорят об увлеченной беседе, которая постепенно завязалась. Подозревают ли ожидающие, что происходит внизу на самом деле?

Не успел Распутин войти, как ему сразу бросился в глаза комод из черного дерева с зеркалами, множество ящиков которого он, как ребенок, начал увлеченно выдвигать и задвигать. Наконец он садится к столу.

Юсупов предлагает вино и сладости. К его ужасу, Распутин не хочет ни того, ни другого. Что-то вызвало у него недоверие? — промелькнуло в голове молодого князя. Вместо этого сложный гость попросил чаю. Юсупов наливает ему.

Теперь хозяин дома переводит разговор на общих знакомых и спрашивает, как бы для того, чтобы дать Распутину последний шанс, не хочет ли он все-таки уехать из города, и не было бы для него лучше… Распутин отвечает категорически: «Нет». Тем самым его судьба для Юсупова решена окончательно.

Разговор заходит о Вырубовой, о Дворе, Протопопове и о его предостережении, что Распутин может стать жертвой заговора.

— Я не боюсь, — повторяет Распутин и на этот раз, — я застрахован от несчастья. Уже было достаточно покушений на мою жизнь, но Господь меня защищал. Несчастье постигнет каждого, кто поднимет на меня руку…

Нервы у Юсупова напряжены до предела. Наконец Распутин берет печенье. Сначала Юсупов подает те сладости, — этого он сам себе не может объяснить — которые не отравлены, и под конец — остальные. К ужасу Юсупова, Распутин их сразу отодвигает: «Они слишком сладкие для меня…»

Но — наконец-то! — он берет одно отравленное пирожное, потом еще одно, а потом съедает их все. Юсупов с напряжением наблюдает за ним. Яд должен был сразу подействовать, но ничего не происходит. Распутин совершенно спокойно продолжает разговор.