Элизабет Хереш - Распутин. Тайна его власти

Своему любимому племяннику Дмитрию Павловичу он телеграфировал, едва до него дошли после первые слухи о его причастности к делу: «Надеюсь, по окончании расследования ты останешься невиновным…»

Николай принимает решение прекратить расследование. А двух основных подозреваемых приказывает сослать.

Дмитрий Павлович должен немедленно покинуть столицу и отправиться на персидский фронт, Феликс Юсупов — в свое имение в курской губернии. Пуришкевича не лишают депутатской неприкосновенности. Великокняжеский семейный клан объединился. Царя хотят просить о прошении. Николай получает телеграмму от матери об этом. Он отвечает ей, что дело «отдано в руки Господа». «Сандро», с юности наиболее близкий царю родственник, отправляется посредником на аудиенцию к Николаю.

Государь непоколебим. После первого разочарования ближайшие члены семьи составляют совместную петицию Николаю. Они указывают на свою лояльность династии и защищают князей, прежде всего, молодого Великого князя Дмитрия Павловича, который по сравнению с Юсуповым и Пуришкевичем, по сути, сам не участвовал в убийстве. Они просят, по меньшей мере, о смягчении наказания — чтобы молодой князь был сослан не на персидский фронт, а в имение. Петиция подписана шестнадцатью членами семьи.

Царь возвращает ее с пометкой: «Никому не дано право заниматься убийством… Удивляюсь Вашему обращению ко мне…»

Его реакция вызывает еще большее возмущение. Один из старших членов царской семьи попытался дать понять Николаю, что необходимо, по крайней мере, сейчас, запретить царице вмешиваться в принятие им решений. Вслед за чем и его отправляют в ссылку в имение.

Открыто говорят о необходимости удалить государыню со Двора и сослать в монастырь. Доходило даже до организации отдельными группировками заговора с целью полного лишения царицы права влиять на политические дела — и это замышлялось в тех кругах, где ликвидация Распутина хотя и считалась позитивным событием, но не меняла настроя сделать жизнь народа и всего населения страны лучше. То, что преступники якобы выходцы из высших кругов, и практически остались безнаказанными, позволяло им произносить фразы, вроде: «Стоит только кому-нибудь подняться с низов, как придворные тут же уберут его…»

Уже находясь в изгнании, Феликс Юсупов пишет своей теще, Великой княгине Ксении, сестре царя: «Я, а уж я-то точно знаю, что этот человек (он имеет в виду убийцу, то есть самого себя) чувствовал во время и после убийства и что продолжает чувствовать. Могу в категорической форме заявить, что он был не убийцей, а инструментом в руках провидения. Только судьба могла наделить его этой необъяснимой и сверхчеловеческой силой и самообладанием, чтобы он выполнил свой долг по отношению к Отечеству и Царю, уничтожив злую и дьявольскую власть, бывшую позором для России и всего мира, и перед которой до сих пор все были бессильны…».

А Великий князь Дмитрий Павлович, подавленный случившимся и измученный одиночеством и тоской по Родине, пишет своему отцу: «Бог русской земли знает наверняка, что, кем бы ни были убийцы, это были люди, которые любили свою Родину искренней, пламенной и страстной любовью.

Эти люди, которые любят Россию, горячо преданы своему царю. Ситуация, какой она была, не могла больше продолжаться. Нашей страной не могли дальше править пугала, которые повиновались каким-то с горем пополам нацарапанным запискам [83] Имеются ввиду ежедневные ходатайства Распутина. и принадлежали конокраду, почти безграмотному, грязному, развратному мужику. Настало время освободить страну от этого кошмара. Настало время снова увидеть чистый свет на горизонте…»

А вот послание Пуришкевича, сделавшего последний выстрел: «Распутина уже нет. Он убит. Судьбе угодно было, чтобы я, а не кто иной, избавил от него Царя и Россию, чтобы он пал от моей руки. Слава Богу, говорю я, слава Богу, что рука Великого князя Дмитрия Павловича не обагрена этой грязной кровью — он был лишь зрителем, и только…»

Перед тем, как закрыть гроб с телом Распутина для погребения, царица просит положить ему на грудь ту самую икону, которую она привезла из Новгорода и еще накануне убийства передала ему через Вырубову, предварительно поставив на ней свою подпись и попросив расписаться Великих княжон. Туда же кладут и прощальное письмо государыни своему «другу и покровителю»: «Мой дорогой мученик, дай мне свое благословение, чтобы оно постоянно было со мной на скорбном пути, который остается мне пройти здесь на земле. И помни нас на небесах в твоих святых молитвах. Александра».

В последние дни декабря происходит таинственная сцена, при которой ровно в полночь, овеянную туманом и вьюгой, в одном из местечек бескрайнего парка в Царском Селе, торжественно собираются несколько человек — члены царской семьи, Анна Вырубова и двое военных. Когда гроб, заваленный иконами и цветами от Александры Федоровны, на глазах у одиноко стоящей небольшой группки медленно опускается в заснеженную землю, в нескольких километрах отсюда, в столице, бесконечное множество людей зажигают свечи перед иконой святого Дмитрия. Они взывают к святому заступнику Дмитрия Павловича о благословении и милости, чтобы он защитил его и других заговорщиков от последствий содеянного ими…

Все снова и снова задаются вопросом: что же теперь будет? Ведь они не раз слышали пророчества Распутина (а может быть, угрозы?), адресованные царице: «Если со мной что-нибудь произойдет, ты потеряешь свою корону, и на вас обрушится страшное несчастье…» Но не сбылось ли это пророчество, произнесенное Распутиным на случай его насильственной смерти, еще при его жизни, именно благодаря его же усилиям?

Начался 1917 год. И после смерти Распутина его имя остается у всех на устах. Не его ли протеже, министр внутренних дел Протопопов, приказал закрыть бурное заседание Думы в декабре прошлого года? Не витает ли дух Распутина, как и прежде, подобно тени, над событиями, которые привели к беспорядкам, близким к гражданской войне? Возмущение общественности, после скандала между Думой и правительством начавшей действовать открыто, направлено против царицы, которая на глазах у всех своим «регентством» под влиянием Распутина ввергла страну, находившуюся в тяжелом положении во время войны, в руины. Демонстрации стали обычным явлением. В феврале 1917 года массовые забастовки достигают своего апогея, Царь, поддавшись давлению, отрекается от престола.

«Мы свободны от Вас, — бросает анонимный автор в „Открытом письме“ в одной из петербургских газет упрек Александре, которая, лишившись власти, находится со всей семьей под домашним арестом в Царском Селе. — Не потому, что Вы немка, ненавидим мы Вас — Екатерина II тоже была немкой. Но она окружила себя элитой, чтобы даровать стране величайший в истории расцвет. А что сделали Вы? Какой-то мужик, неграмотный и развратный, был Вашим единственным другом и советчиком, с которым Вы имели наглость править Россией…»