Михаил Постников - Критическое исследование хронологии древнего мира. Восток и средневековье. Том 3

Хотя Нерио не имел и тени прав на завоеванную страну, искусная дипломатия и удача позволили ему справиться со всеми трудностями и к 1394 г. он становится общепризнанным герцогом Афин под сюзеренитетом неаполитанского короля (см.[18], стр. 291).

Перед смертью Нерио завещал город Афины в собственность храму Санта–Мария, как тогда назывался Парфенон. Не подозревая всей силы своих сопоставлений, Грегоровиус по этому случаю пишет: «Делая Деву Марию собственницей славнейшего города исторического мира, умирающий герцог едва ли помнил, что Дева (Parthenos) того же храма на Акрополе была уже некогда госпожой Афин» ([18], стр.294). Мы видим теперь откуда взят классиками этот штрих.

Однако завещание Нерио не было выполнено. Его наследники передрались между собой, чем и воспользовалась Венецианская республика. Введя свои войска в герцогство, она удерживала его за собой до 1402 года, когда была изгнана Антонио, побочным сыном Нерио, и власть дома Аччьяйоли была вновь восстановлена в Афинах. По договору 1405 г. синьория признала Антонио полноправным герцогом Афин, обязанным Венеции лишь дружбой и символической данью (см.[18], стр. 304—505).

К этому времени почти вся северная Греция уже попала под власть турок, держалась одна лишь Аттика. Но и она была в 1416 г. опустошена султаном, а Антонио был вынужден признать себя его вассалом и данником. К 1430 г. один Антонио Аччьяйоли оставался в Греции франкским государем, который (хотя и являясь вассалом султана) правил в собственном государстве, основанном еще латинскими завоевателями. На мрачном фоне всеобщего разорения Афины вполне могли представляться оазисом в пустыне, хотя фактически и их положение было отнюдь не сладко.

Умелое и долгое (тридцатидвухлетнее) правление Антонио, принесшее Афинам временное спокойствие, позволило ему заняться строительством. До 1835 г. в Акрополе существовали руины дворца Аччьяйоли, построенного (или завершенного) Антонио. Обращает на себя внимание тот факт, что этот дворец составлял одно неразрывное. целое с Пропилеями, которые в то время были еще совершенно целы. Грегоровиус специально подчеркивает, что Аччьяйоли «обошлись с этим чудным памятником так же бережно (?! — Авт.), как и афиняне при обращении Парфенона в церковь» ([18], стр.320). Снова мы встречаемся с одним из любимых сближений Грегоровиуса, об истинном значении которых он и не подозревал!

Антонио наследовал его племянник Нерио II. Современники описывают Нерио как бессильного, слабовольного человека, неспособного управлять государством в наступившие тяжелые времена. По–видимому, он действительно не отличался силой характера, поскольку на несколько лет был изгнан из города собственным братом и смог вернуться только после смерти последнего. Тем не менее, ему удалось без катастрофы закончить свое правление и не отдать окончательно Аттику туркам (см.[18], стр. 328—331).

После смерти Нерио II афинское герцогство просуществовало еще лет десять в обстановке, как оценивает Грегоровиус, «преступных вожделений и борьбы ничтожных людишек из–за мимолетного пребывания на троне» ([18], стр.348). В это время афинские герцоги получали свою эфемерную власть по ярлыку турецкого султана. К 1456 году султану, по–видимому, вконец опротивели интриги этих авантюристов, завершившиеся убийством последним герцогом Афин своей собственной матери, и он приказал обратить герцогство афинское в турецкую провинцию. Турецкая армия оккупировала Аттику, но кучка оставшихся верными герцогу афинян заперлась в Акрополе и еще в течение двух лет отражала штурмы турок. Лишь в 1458 году султан смог торжественно въехать в побежденный город (см.[18], стр.353).

Ничтожество Афин, которое этот город имел в течение всей его реальной истории, хорошо подчеркивается тем фактом, что захват Афин турками прошел всюду совершенно незамеченным.

Мы уже видели (см. § 1), какие фантастические представления об Афинах были распространены в средневековой Европе. Дальнейшее развитие эти представления получили, как и следовало ожидать, у гуманистов. Любопытно, однако, что о современных им Афинах гуманисты практически ничего не зналии даже не подозревали о якобы имеющихся там античных древностях. Вот что пишет Грегоровиус: «Как мало занимал классический мир афинских развалин мысль наиболее выдающихся умов Италии, показывает тот же Боккаччо… Афины два раза являются местом действия в его произведениях: в седьмой новелле второго дня Декамерона и в Тезеиде. Но ни здесь, ни там восхитительнейший для всякого поэта город древности не был для него ничем, кроме пустого имени и места… нет ни одного места, где бы воодушевленное воспоминание об идеальном прошлом Афин довело поэта до увлечения… Одним словом, для Боккаччо и всех его современников в Италии Афины оставались ; местом, о котором они не имели никакого наглядного представления» ([18], стр.250).

Это тем более странно, что в то время Флоренция, как мы знаем, имела тесные сношения с Афинами, а сам Боккаччо был даже близким другом Никколо Аччьяйоли.

В своем отношении к Афинам и, вообще к Греции, Боккаччо был не, одинок. То же равнодушие проявили (см.[18], стр.250), например, составители греческой и французской хроник Морей, бывшие современниками Боккаччо.

Совершенно ясно, что ни Боккаччо, ни его коллеги не ассоциировали в своем уме «классическую» Грецию, бывшую предметом их восторгов, с Грецией им современной.

Только через сто лет появился первый гуманист, который счел нужным посетить Грецию и на месте ознакомиться с классической древностью. Этим смельчаком был уже упоминавшийся выше Кириак из Анконы.

Информация (см.[18], стр.352—544) о двукратном посещении Кириаком Афин несколько сбивчива и вызывает ряд недоуменных вопросов.

Например, Кириак с прохладцей отзывается о тогдашнем афинском герцоге Нерио II, что Грегоровиус объясняет тем, что либо Нерио не был к Кириаку достаточно внимателен, либо не произвел на него впечатления образованного человека. Оба объяснения не выдерживают критики, поскольку Нерио был образованным человеком очень близким к гуманистам, с которыми он поддерживал постоянные контакты, будучи в изгнании во Флоренции.

По мнению Грегоровиуса, во дворце Нерио должно обязательно было быть собрание классических произведений искусства, ибо немыслимо чтобы столь образованный и культурный человек полностью игнорировал древности, которые валялись у него буквально под ногами. Но Кириак об этом собрании ничего не пишет, что могло быть только, если Нерио ему его не показал. Почему?

Можно думать, что при встрече в Акрополе Нерио попытался объяснить Кириаку ложность многих его представлений об Афинах, почерпнутых из литературы. Это было ушатом холодной воды для разгоряченного энтузиаста и, по–видимому, Кириак просто не поверил Нерио. Это объяснение холодности к Нерио, проявленной в письмах Кириаком (если только эти письма не являются фальшивкой), представляется нам наиболее правдоподобным.