Курт Рисс - Геббельс. Адвокат дьявола

Он сказал своему секретарю, что его жена и дети уезжали в Тюрингию, но затем вернулись в Шваненвердер. «Они мне нужны здесь, их присутствие поможет мне исполнить мое решение», – признался он. Это было не совсем так. Его семья не была эвакуирована в Тюрингию, а всего лишь переехала в Ланке, когда городской особняк Геббельса заполонили толпы сотрудников министерства. Потом, когда Ланке оказался в пределах досягаемости русской артиллерии, его близкие перебрались в Шваненвердер. Даже в своем дневнике Геббельс не писал всей правды. Однако по сути его слова не были ложью, а только слегка приукрашенной правдой: он решил до самого конца оставаться в Берлине.

Но как же Гитлер?

Гитлер тоже решил остаться. В последнее время он стал до крайности неуверенным в себе и частенько менял уже принятые решения на противоположные. Поэтому не было известно наверняка, что он окажется стойким в том деле, которое для Геббельса – и для грядущих поколений – имело такое важное значение. Геббельсу приходилось постоянно поддерживать решимость фюрера, и одного этого было достаточно, чтобы не покидать город.

15 апреля Гитлер сочинил воззвание на восьми страницах, обращенное к солдатам восточного фронта. Как рассказывала Инге Габерцеттель, читая его, Геббельс недовольно ворчал. Он то исправлял, то вычеркивал зеленым карандашом целые части рукописи, затем, не в силах сдержаться, швырнул речь в корзину, снова извлек ее оттуда и стал перечитывать, но в конце концов просто продиктовал новый текст, в обычном для него стиле, совершенно не похожем на манеру Гитлера. Вот характерные примеры из этого воззвания: «Большевизму суждено повторить судьбу древних азиатских народов – он истечет кровью у ворот столицы рейха. Берлин останется немецким, Вена вновь станет частью Германии, а Европе никогда не бывать русской. Теперь, когда Провидение позаботилось об участи величайшего военного преступника всех времен (то есть Рузвельта), война достигла своего поворотного пункта».

Геббельс не счел нужным представить Гитлеру на одобрение новый текст воззвания. Это показывает, до какой степени изменились отношения между фюрером и его восторженным почитателем. В глазах Геббельса Гитлер уже давно сошел с пьедестала вождя и превратился в марионетку, которой надо было манипулировать в соответствии с требованиями обстановки [123] Метаморфоза и в самом деле удивительная. И Фрицше и Якобс, с каждым из которых автор беседовал на эту тему в отдельности, считали невероятным, чтобы Геббельс редактировал рукопись Гитлера. Тем не менее доказательства в пользу изложенного мной могут быть легко найдены в статье Геббельса от 19 июля 1942 года, где встречаются фразы, слово в слово совпадающие с воззванием. (Примеч. авт.) . Приближался день рождения Гитлера, и, как и в предыдущие годы, Геббельс написал юбилейную статью. Но даже в ней он не преминул подтолкнуть Гитлера к героической кончине, которую сам же ему предназначил. «Германия была и остается страной, где торжествуют верность и сплоченность народа, – писал он. – Ей предстоит отмечать свой величайший праздник в час великой опасности. Летописцы нашей эпохи не смогут записать в анналы истории, что нация покинула своего фюрера или фюрер покинул свой народ».

19 апреля, накануне публикации статьи, Геббельс в последний раз провел пресс-конференцию. В кинозале его особняка собрались двадцать пять журналистов и около десятка человек из департамента радиовещания. Круг был довольно узок, все были в некотором роде «свои», и они надеялись на конфиденциальную информацию. Отбросят ли захватчиков от Берлина? Применят ли, наконец, новое оружие? Справедливы ли слухи о том, что с западными союзниками ведутся переговоры о перемирии?

Геббельс немного опоздал на пресс-конференцию. Он молча, без улыбки кивнул слушателям, а потом начал говорить. Практически все его слова были повторением уже сказанного в многочисленных статьях. Он отказывался даже гипотетически рассуждать о возможности поражения Германии. Он сказал, что не желает жить в побежденной стране и не желает этого своим детям. В середине его речи началась воздушная тревога, пронзительный вой сирен заглушал его голос, но он спокойно продолжал говорить. Он не сообщил ничего нового, но его речь была проникнута такой теплотой и убежденностью, что даже искушенные газетчики, которых ничем невозможно было пронять, невольно растрогались. Они ушли с пресс-конференции, так и не узнав ничего нового, зато уносили с собой неизгладимое впечатление, что слушали великого оратора – слушали в последний раз.

В тот же вечер, вскоре после десяти часов, Геббельс позвонил в Шваненвердер и попросил жену вместе с детьми приехать к нему в Берлин. Магда ответила, что дети уже лежат в постели, но он настаивал на том, чтобы вся семья тотчас же выехала к нему. Магда, ее мать и няня разбудили и одели детей. Перепуганная жена привратника прибежала в дом – она подумала, что приближаются русские, но Магда успокоила ее: «Не стоит волноваться. Русские никогда здесь не появятся. Просто мы возвращаемся в город, этого хочет мой муж». Голос у нее был веселый и беззаботный, чтобы дети ничего не заподозрили. Но Хельга, которой уже было двенадцать лет, поцеловала бабушку на прощанье и сказала: «Нам не долго осталось жить».

Автомобиль мчался по погруженному в темноту Берлину в сторону правительственного квартала. Магда понимала, что близится конец. Ей было всего сорок четыре года, но за последние шесть месяцев она превратилась в старуху. В отличие от Геббельса ей нечем было отвлечься от тягостных мыслей, у нее не было дела, которое могло бы полностью ее поглотить, поэтому ей было гораздо тяжелее переносить свалившееся на нее испытание. Кроме того, она не могла позволить себе ни на минуту расслабиться, ей постоянно приходилось держать себя в руках и притворяться безмятежной. Каким-то образом ей удалось сыграть свою роль до конца. За неделю до возвращения в Берлин она произвела опись всего имущества в Шваненвердере. С помощью своего секретаря, спокойно и деловито, она пересчитала всю посуду, скатерти, простыни и другие предметы домашнего обихода, словно забыв, что русские не где-то там, далеко, а уже на пороге их дома, и через несколько дней все имущество попадет им в руки. Ильзе Фрейбе спросила Магду, не будет ли лучше уехать из Берлина, но фрау Геббельс отвергла эту мысль. «Мы будем стоять вместе с Берлином и вместе с ним падем», – сказала она, подчеркивая неразрывную связь со своим мужем.

Мысль о спасительном побеге она могла принять только ради детей. Но она уже пробовала умолять мужа переправить их в нейтральную страну, а сама обещала вернуться и умереть вместе с ним. Но он ответил непреклонным отказом. Подробности их разговора остались неизвестными, так как фрау Габерцеттель слышала лишь его начало, но, что бы ни сказал тогда Геббельс, видимо, его доводы прозвучали достаточно убедительно, так как с того дня Магда твердо решилась уйти из жизни вместе с детьми.