Е. Прудникова - Революция 1917-го в России — как серия заговоров

Между тем исторические изыскания кавказца с турецким паспортом находят признание в консервативном «Русском вестнике». Кельсиеву только этого надо: он отправляется на юг России, привозит в Лондон донского атамана-раскольника Гончарова, которого знакомят не только с Герценом, но и с министром иностранных дел Франции Э. Тувенелем. Затем Кельсиев и Гончаров создают колонию близ Константинополя, и «турецко-подданного» историка раскола делают атаманом. Более прозорлив старообрядческий епископ Пафнутий (Овчинников): после встречи с Герценом в Лондоне он запрещает своей пастве вступать в отношения с лондонскими безбожниками.

Безбожник Кельсиев маскируется под христианина. Он говорит старообрядцам в Добрудже в 1864 году: «Христолюбивое воинство наше пойдет на Москву, выборных от народа на Земский Собор скликать… за землю святорусскую, за народ… Божий… Чтобы досталась народу Земля и Воля… Чтобы царствовала своя правда, а не чужая кривда… Ибо за ближних своих душу покласть… Казенная мироедная власть проходит, мирская народная приходит, иностранная исчезнет, святорусская наступает…».

По оценке М. Саркисьянца, старообрядческий проект был не побочным, а системообразующим у «радикально-либеральных» эмигрантов. Он отмечает, что проекты опорных точек «Земли и Воли» географически совпадали с местами концентрации староверческого населения, а первоначальная «Земля и Воля» (1861) «была создана по аналогии с первой церковной организацией староверов-поповцев — т. е. с одним центром в Российской империи, вторым же — за границей, в Лондоне, вокруг Герцена».

Александр Михайлов, руководивший петербургской структурой «Народной воли», несколько лет прожил в Саратовской губернии среди староверов-беспоповцев, и там «не только сделался даже внешне неотличим от своих новых собратьев, усвоив их образ жизни и мировоззрение, но также снабжал коллег-революционеров старообрядческими текстами, чтобы тем было откуда черпать аргументы». Вера Фигнер писала в мемуарах, что «специальной группе в составе Народной Воли было поручено, под видом «христианского братства », вести антиправительственную пропаганду среди староверов и сектантов, используя религиозные аргументы».

Мы уже упоминали о том, кто для Михайлова был самой авторитетной личностью в подполье. М. Саркисьянц подтверждает это лишний раз: «Марк Натансон, один из старейших социалистов-революционеров, говорил о старообрядцах и сектантах как о союзниках революции».

В 1867 году Кельсиев добровольно сдается на границе русским властям, пишет покаянную «Исповедь», в которой отказывается от нигилизма, и получает возможность продолжить свою публицистическую деятельность в правой прессе — в том числе у Каткова. После этого «нигилисты», негодуя, прерывают контакты с ним. В отличие от непосвященных, Герцен их сохраняет: более того, когда в Россию, с посещением Москвы и Киева, на полгода (!) отправляется экс-парламентарий Чарльз Дилк (накануне издавший книгу «Greater Britain»), он получает рекомендации от Герцена к Кельсиеву. Сэру Чарльзу Дилку так необходимо получить контакты с «передовыми людьми» в России, что он специально заезжает в Женеву, где в тот момент находится Герцен.

Период премьерства Бенджамина Дизраэли совпадает с резкой поляризацией российской периодической печати на два лагеря. Как левым, так и либералам противостоит романтическое экспансионистское течение, крепнущее на фоне успехов России в турецких войнах. Этот, казалось бы, вполне естественный процесс вовлекает, однако, обученных в Лондоне «перевертышей».

«Вся цель и идеал славянства состоит в том, чтобы слиться во что бы то ни стало воедино; слиться в один народ, возыметь один язык, одну азбуку», писал Василий Кельсиев в путевых заметках на страницах «Голоса», называя задачу общеславянского союза «первоочередной политической целью». В том же контекст неожиданно вплетается вроде бы совсем иная тема — о взаимоотношениях евреев и славян.

Именно Кельсиев под псевдонимом «Вадим» был автором перевод Пятикнижия на русский язык, изданного в Лондоне в 1860 году, упреждая выход в свет готовившейся тогда синодальной редакции. Смысл этой миссии вполне поняли в «Русском вестнике», ознакомившись с текстом: «Цель г. Кельсиева, которую он поставил себе при издании перевода Библии, состояла в том, чтобы чтимое сотнями миллионов людей за неприкосновенную святыню слово Божие низвести на степень лёгкого и занимательного чтения». В предисловии Кельсиева пояснялось, что говорилось, что произведенное в переводе «исправление» имен собственных на иудейское написание (Моисей — Моше, Вифлеем — Бет-Лахм), а самого текста — на разговорный язык было предназначено не только для «модернизации» языка богослужения, но и для «прений и изучения еврейского языка».

Примечательно, что в 1867 году панславизмом увлекается и Бакунин. Его участие в Славянском съезде в Москве столь же изумляет марксистов, как и строки из его «Воззвания к российскому дворянству»: «Какие привилегии мы получили за то, что в продолжение половины XIX столетия мы были опорою столько раз шатавшегося в самом основании престола? Чем пожалованы мы за то, что спасли государство от раздробления и потушили в Польше пламя пожара? Что же получили мы за все это? За все эти неоценимые заслуги мы лишены всего, что у нас было…»

Внезапный переход от беспредельного анархизма к столь же беспредельной лести патриотам-романтикам является, впрочем, лишь предисловием к призыву к обманувшимся в ожиданиях дворянам: «Мы смело бросаем нашу перчатку в лицо деспота, немецкого князька Александра II Салтыкова-Романова и вызываем его на благородный рыцарский бой, который завяжется в 1870 г. между потомками Рюрика (sic) и партией Российского независимого дворянства».

Бакунин предвосхищает возникновение дворянской «оппозиции справа» — по существу, прокладывает тот вектор, который будет выбивать почву из-под ног Николая II спустя почти 40 лет. И это тот самый Бакунин, который всего четырьмя годами ранее в Стокгольме, то есть прямо по месту рождения отвергаемого теперь «поработителя славян» Рюрика, сочинял устав Международного тайного общества освобождения человечества», вместе с «Проектом организации семьи скандинавских братьев»!

Дальше — больше. В 1873 году анархист и «бросатель перчаток» рассуждает уже в совершенно великодержавном ключе: «Германия оказалась хозяйкой Балтийского моря… Уничтожено великое политическое творение Петра, а с ним вместе самое могущество всероссийского государства, если в вознаграждение утраты вольного морского пути на севере не откроется для него новый путь на юге… Уступив Пруссии преобладание на Балтийском море, Россия… должна завоевать и установить свое могущество на Черном море. Но для того, чтобы владычество ее на Черном море было действительно и полезно, она должна овладеть Константинополем».