Е. Прудникова - Революция 1917-го в России — как серия заговоров

Но тот же реакционер Катков в 1859 году навещает в Лондоне своего старого знакомого по кружку Станкевича — Александра Герцена. А два года спустя ссужает старого знакомого Бакунина внушительной суммой денег, что позволяет ему бежать с места ссылки через Японию в тот же Лондон.

При Александре III главными публицистическими мишенями Каткова становятся министры немецкого происхождения — глава МИД Николай Карлович Гирс и министр финансов Николай Христианович Бунге. В этот период использование СМИ в целях лоббизма становится практикой. На Гирса Катков возлагает ответственность за провалы на Балканах, он уличается в чрезмерных уступках Германии и Австро-Венгрии. Фактически Катков сочетает антитурецкую риторику с антигерманской, что вполне соответствует интересам Англии.

На место Гирса консервативное издание прочило главу Азиатского департамента МИД И. Зиновьева. Однако фактически новым главой МИД в 1895 году стал масон 33-й степени Алексей Лобанов-Ростовский.

В свою очередь, место Бунге, к восторгу правой прессы, уже в 1887 году занял выпускник Тверской духовной академии, математик Иван Вышнеградский. Он прославился фразой «недоедим, но вывезем» (о зерне, импорт которого при нем увеличился вдвое). В мемуарах С. Ю. Витте описана история обвинения Вышнеградского в получении взятки в размере 500 000 франков от Ротшильда при заключении в Париже займа. Потом министр оправдывался, что он «ни при чем»: дескать, Ротшильд отстранил от участия в займе конкурирующую банкирскую группу Госкье, которая предварительно заручилась его согласием на участие в выгодном проекте, и тогда Вышнеградский действительно попросил Ротшильда выплатить ему 500 000 франков, но всю сумму перевел обиженному Госкье. Это, впрочем, не объясняло мотивов его собственного выбора.

С 1896 года «Московские ведомости» редактирует Владимир Андреевич Грингмут, который затем совместно с А. С. Шмаковым создает Русскую монархическую партию. После погромов в Кишиневе и Харькове, которые становятся толчком для резкой политической активизации еврейства в России, как газета, так и сами правые организации становятся возмутителями спокойствия с правой стороны спектра, что отзывается негодованием в мировых СМИ. Существенный вклад в это раскачивание вносят спецслужбы России, в тот период пораженные болезнью коммерциализации.

Распространение «Протоколов сионских мудрецов» различные авторы, в том числе и не ангажированные, приписывают заместителю директора Департамента полиции И. И. Рачковскому, который также, как утверждается, опекает правых публицистов, в частности, «перековывает» Л. А. Тихомирова из народовольца в монархиста (Ю. Давыдов предлагает другую интерпретацию, связанную с болезнью ребенка, но она сама по себе не объясняет резкой смены воззрений).

Современные авторы (Р. Ш. Ганелин. Э. С. Макаревич) относят Рачковского к «столпам политического сыска». Его биография между тем весьма причудлива: он начал работать агентом полиции после того, как был уличен в связях с неким Семенским, подозревавшимся в укрывательстве террориста Л. Ф. Мирского после его покушения на шефа жандармов Д. Р. Дрентельна. В том же 1879 году Рачковский становится редактором газеты «Русский еврей». С 1883 он работает в Петербургском охранном отделении под руководством Г. П. Судейкина, который завербовал ранее крупного деятеля «Народной воли» С. П. Дегаева, убедив его в том, что сам является сторонником конституционно-монархического строя.

Как Судейкин, так и Рачковский мотивированы карьерным ростом. Обоим мешает министр внутренних дел Плеве. В 1883 году Судейкина убивает сам Дегаев (которого в этом якобы убеждает еще не перековавшийся тогда Тихомиров), а Рачковский делает себе имя в так называемом «деле динамитной мастерской», где фиктивную террористическую организацию для нападения на Александра III во время визита в Париж готовит его агент Аркадий (Арон) Ландезен. «Спасши» государя, Рачковский занимается коммерческим лоббизмом — через И. Л. Горемыкина проталкивает проект Англо-русского синдиката. В то же время он хорошо знаком с Папюсом — главой парижской ложи мартинистов, который посвятит в эту ложу сначала В. Кн. Николая Николаевича, а затем и Николая II. В 1902 году Плеве представляет государю рапорт о сомнительных финансовых делах Рачковского, после чего амбициозного генерала увольняют. Убийство Плеве в 1904 году осуществляет агент Рачковского Евно Азеф — который, по убедительным данным Б. Николаевского, вполне комфортно сочетает агентурную деятельность с террористической, рассчитывая сделать финансовую карьеру после падения монархии. И тот же Рачковский, заработавший себе на крупное имение явно не за счет жалованья, опекает Георгия Гапона — вплоть до того момента, когда провокатора Кровавого воскресенья охватывает бред преследования, и он задумывает убить своего куратора — и именно тогда его самого убивает Рутенберг.

Независимо от того, кто в действительности сочинил «Протоколы», стереотип «раскачивания лодки» в 1899–1905 годах построен на целенаправленном стравливании русского и еврейского этнического национализма. Дело М. Бейлиса — в отличие от шпионского дела А. Дрейфуса во Франции, не государственное, а сугубо бытовое — как по заранее написанной программе, раскалывает интеллигенцию на два непримиримых лагеря, которые пресса еще больше противопоставляет, навязывая выбор одной из сторон. Та же этническая подоплека приписывается убийству В. Кн. Сергея Александровича, в устранении которого фактически заинтересован его заместитель, соперник и любовник его супруги В. Ф. Джунковский. У этого дела также есть имущественная сторона: великая княгиня Елизавета Федоровна, сестра государыни, курирует Императорское Православное Палестинское общество…

Коммерциализация силовых структур и их раскол на кланы — признак стратегической уязвимости империи, при которой масштабные военно-политические планы крайне опасны. По этому же признаку будут судить о состоянии элит Советского Союза в тот период, когда Политбюро при дряхлом Брежневе и не определившемся преемнике будет решать вопрос о введении войск в Афганистан. И как раз в тот же период будут муссироваться слухи о существовании в КПСС «интернационального» и «русского» крыльев, а в публицистике, с подачи А. Н. Яковлева, будет возбужден бесконечный спор между новыми поколениями честных западников и славянофилов. А после присоединения СССР к Хельсинкскому акту, которое удивило даже Киссинджера, уже напрашивается использование того же еврейского вопроса для раскола как правящих элит, так и интеллигенции. А после 1991 года, когда ветераны госбезопасности завалят книжные полки мемуарами — нисколько не объясняющими, как они проворонили страну, окажется, что некоторые гении политического сыска уже удобно устроились кто в Мост-банк, кто в Менатеп-банк, а та их агентура, что распускала в 1989-90 годах слухи о еврейских погромах, сорвала финансовый и политический куш на распаде страны.