Хартмут Бокман - Немецкий Орден

Чтобы понять, почему отпущение грехов могло принести Немецкому ордену, как и прочим орденам крестоносцев, немалую выгоду, следует ввести один термин: коммутация, или обмен. То есть проделанная работа, в данном случае участие в крестовом походе, предполагала некое вознаграждение, а именно финансирование каждого второго крестоносца. Оно вовсе не означало равного распределения между крестоносцами, но распространялось и на их сообщества: духовно-рыцарским орденам жертвовались деньги или ценности. Отсюда ясно, почему отпущение грехов, а значит, и свобода принимать такие дары и выдавать индульгенции, имело такое огромное значение для Немецкого ордена.

Может показаться, что позднее, в самом начале XVI века, в канун Реформации, когда отпущению грехов придавалось немаловажное значение, торговцы индульгенциями, запугивая верующих муками ада, прежде всего пеклись о спасении душ знати. Но это было бы упрощением. Утверждать такое — значит расписаться в незнании исторических реалий. Гораздо важнее постараться разобраться в таких религиозных представлениях, как благочестие, простодушие, отрешенность, несомненно, присущих верующим людям; не менее важно понять, что такие люди, как Бернар Клервоский, порой использовали религию и религиозные представления в интересах дела, что с трудом укладывается в современном сознании. Очевидно, что для средневекового верующего Бог был, с одной стороны, Вседержителем, перед которым простирались ниц, Христом, вместе с которым испытывали крестные муки, нередко вплоть до появления стигматов [26] Стигматы (стигмы) ( греч. stigmatos, stigmata — укол, рубец, пятно, знак) — покраснения кожи, кровоподтеки или язвы, непроизвольно появляющиеся на теле некоторых глубоко верующих людей в тех местах, где, согласно Евангелиям, у распятого Христа были раны от тернового венца и гвоздей. , а с другой — деловым партнером, каким он виделся Бернару Клервоскому и с которым вели торг. Не стоит забывать об этом мнимом противоречии. Только так можно хотя бы отчасти понять нечто столь непостижимое, как орден крестоносцев.

Быстро окрепнув, Немецкий орден так же быстро обрел право на свои владения и владычество: сначала в Палестине, затем на родине рыцарей ордена и их близких, пожаловавших им землю и право господства, то есть в Германии, далее там, где верховный магистр Герман фон Зальца думал найти поле деятельности для своего ордена, — на Балканском полуострове и в Бурце, о чем речь пойдет ниже (см. с. 58–59), и, наконец, в Пруссии. Подчеркну, что территории за пределами Германии, где действовал орден, представляли собой некую целостность. Каждый из упомянутых регионов Герман фон Зальца пытался превратить в огромное замкнутое владение ордена, короче говоря, — в государство; такое государство недолго просуществовало в Палестине, но оказалось более масштабным и долговечным в Пруссии. Все три региона следует рассматривать как единое целое (см. там же).

Но сначала — о первых владениях ордена в Германии, о тех властных комплексах, старейшие из которых возникли за пределами Германии и которые, как и у других духовно-рыцарских орденов (см. с. 20), служили успешному выполнению их главной задачи — ведению войны с неверными.

Как всегда, когда речь идет о начальном периоде истории ордена, нам придется решать проблемы, которые возникают из-за отсутствия источников. Уже на ранних этапах истории ордена постепенно вырисовываются те его формальные признаки, которые станут присущи ему впоследствии. Еще очень не скоро превратится он в ту систему, где мелкие владения и отдельные дома ордена под властью комтуров (Komtur) сольются в баллеи (Ballei) под властью ландкомтура (Landkomtur), а баллеи оформятся в союз, во главе которого встанет магистр немецких земель, или немецкий магистр (Deutschmeister). Но не будем задерживаться на организационном становлении ордена — оно основательно изучено в новейших работах.

Точно так же можно оставить без внимания вопрос об отношениях вступившего в должность главы владений Немецкого ордена в Германии с главой ордена в целом — то есть об отношениях немецкого и верховного магистров.

Гораздо важнее показать, какие социально-политические реальности скрываются за ростом численности и расширением владений ордена в империи. Конечно, можно было бы сделать поспешный вывод, что решения о пожалованиях ордену или о вступлении в него диктовались, с одной стороны, благочестием, с другой — расчетом, но это было бы слишком просто. Интереснее выяснить, что за люди выступали спонсорами Немецкого ордена или пополняли его ряды и почему. То есть перед нами два вопроса, настоятельно требующих ответа от тех, кто занимается историей Средневековья. Один из них — социально-исторический, ибо, обращаясь к основателям и членам ордена, не в последнюю очередь думаешь о том, а не принадлежат ли они к какому-то особому слою населения. Да, принадлежат. Ответ на данный вопрос проливает свет на историю социального развития Высокого Средневековья.

Не менее важен в общеисторическом плане и другой вопрос. Как объяснить, что в Средневековье такие огромные владения доставались монашеским братствам; в данном случае — Немецкому ордену, а вместе с тем в разное время и другим монашеским орденам или же епископам и приходским церквам? С одной стороны, это, несомненно, диктовалось благочестием и страхом перед преисподней. Не будет преувеличением сказать, что образ последней, ставший намного более чуждым современному человеку, руководил поступками человека Средневековья. Но и в средние века можно было так заботиться о спасении души, чтобы еще на земле получать за это практическую выгоду; и действительно, церкви, а в данном случае — Немецкий орден, обретали огромные пожалования. Церкви богатели с каждым годом. Но ведь и лица, отдававшие богатства в распоряжение церквей, всего лишь делились с ними своей личной собственностью и, в конце концов, получали небывалую прибыль от этих богатств.

Так что же за люди покровительствовали Немецкому ордену, чем они руководствовались? Ответ на эти вопросы труден, поскольку источников мало.

Почти все лица, что-либо жаловавшие Немецкому ордену на раннем этапе его существования или становившиеся его членами, как правило, упомянуты лишь по имени, и потому их невозможно ни идентифицировать, ни причислить к тем или иным родам или общественным группам. Нет прямых указаний и на мотивы поступков этих людей, хотя жалованные грамоты, как и многие другие средневековые документы, содержат их в так называемой «arenga», дававшей более или менее формальное обоснование правового акта, а в данном случае — акта дарения. Но arenga, или общее обоснование, к сожалению, не содержит конкретных данных.