Виталий Ларичев - Колыбель предков

Для подтверждения своей мысли о том, что череп павиана, доставленный мне Жозефиной Сэлмонс, проломлен ударом высокоразвитого существа, я отправился в Кейптаун, чтобы осмотреть черепа павианов, найденные ранее в Таунгсе и описанные Хутоном. Можете представить мою радость, Бернард, когда я отметил, что проломы во всех черепах сделаны до того, как черепа окаменели! В пещере были найдены еще и кости зайцев, гигантских кротов, мелких грызунов, молодых антилоп, змей, черепах и пресноводных крабов, часть из которых, по-видимому, также стала жертвами взрослых сородичей моего бэби…

Я, кажется, слишком увлекся теми особенностями, что сближают бэби с человеком, и теперь опасаюсь, Бернард, чтобы вы не подумали об открытии в Таунгсе человека, а не его предшественника. Найдено, бесспорно, антропоидное существо, но оно по многим признакам ближе к человеку, чем к шимпанзе и горилле, и в этом-то и заключается величайшее значение находки де Брайана. Она характеризует самую раннюю и критическую стадию в эволюции обезьян и впервые позволяет представить предка человека, стоящего у самого основания родословного древа или в непосредственной близости от него. Существа, подобные моему бэби, отошли от антропоидов типа шимпанзе и гориллы и в эволюционной цепи заняли звено, связующее обезьян и примитивного человека. Следовательно, мой бэби и есть недостающее звено!

Последнее, о чем следует сказать, — возраст бэби. К сожалению, остатки животных не позволяют точно ответить на этот вопрос, ибо среди них отсутствуют кости слонов, носорогов, свиней и лошадей, наиболее подходящих для его решения. Однако, поскольку большинство выявленных животных давно вымерли, а также учитывая очевидную древность пещеры, в которой они залегали, можно со значительной степенью вероятности датировать находку более 1 000 000 лет. Думаю, что бэби в два раза старше питекантропа Эжена Дюбуа. Мой друг Юнг, который специально выезжал в Таунгс для изучения возможностей определения возраста пещерных слоев геологическими методами, пришел к этому же заключению. Вот, по существу, и все, что я могу вам пока рассказать…

Пауэр торопливо закончил запись и, откинувшись к спинке кресла, закрыл глаза. Целую минуту продолжалось молчание, пока Бернард приходил в себя от того, что он услышал.

— То, что вы мне рассказали, профессор, — поразительно! — тихо и размеренно сказал он. — Никогда еще я не испытывал такого наслаждения от интервью, как сегодня. Клянусь, бэби в «Star» получит такую рекламу, что о нем заговорит весь мир. Извините, еще несколько мелких вопросов. С каким именем бэби выйдет в мир?

— Я назвал его Australopithecus africanus [6] Австралопитек африканский. ,— ответил Дарт, довольный тем, что Пауэр без настороженности и колебаний принял оценку открытия.

— Австралопитек? Это значит «южная обезьяна», не так ли? — снова потянулся к карандашу и бумаге Пауэр.

— Вы правы, Бернард. Я отдаю себе отчет в том, что это имя для бэби не из лучших. Оно поневоле навевает мысли о моей родине Австралии, хотя этот материк никакого отношения к открытию в Таунгсе не имеет. К тому же я нарушил правила, составив имя не из латинских словосочетаний, как делается обычно, а из греческого australis — «южный» и латинского pithecos — «обезьяна». Меня лишь успокаивает мысль о том, что упреки по этому поводу — далеко не самое неприятное, что предстоит пережить после того, как статья выйдет в свет.

— Когда ее напечатают?

— Я отправлю ее в Лондон, как только получу фото от Ричардсона. Если редактор рискнет, она появится в феврале.

— А если не рискнет? Вы позволите в таком случае нашей газете первой объявить об открытии?

— Пожалуй, да, — после некоторых размышлений ответил Дарт, далеко не уверенный в благоприятном отношении к статье редактора «Nature». Хорошо зная заведенные в антропологических кругах Лондона порядки, он опасался, что консультации редактора со специалистами, а их, в свою очередь, друг с другом могут затянуться надолго.

— Давайте примем следующий план, — оживился Пауэр. — 2 февраля «Star» телеграфирует в редакцию и спрашивает, получена ли статья и намерены ли публиковать ее. В случае отказа или молчания я выпускаю в свет свою статью вечером 3 февраля.

— Согласен.

— Ну что ж, — облегченно вздохнул Бернард, вставая с кресла, — в таком случае прошу вас, профессор, дать мне один экземпляр статьи, предназначенный для «Nature». Я буду при работе сверяться с нею, чтобы не напутать чего. Фото для иллюстрации попрошу отпечатать Лена Ричардсона — я на него больше не сержусь…

Последнюю неделю перед началом февраля Дарт провел в мучительном ожидании известий из Лондона, но столица Британии молчала. Наступило 2 февраля. Бернард Пауэр утром позвонил в медицинскую школу и сообщил Дарту, что обусловленная их договором телеграмма подписана редактором газеты и послана в «Nature». Утром 3 февраля снова звонок — Лондон не ответил на телеграмму. «Star» готова немедленно печатать статью Бернарда Пауэра об открытии в Южной Африке недостающего звена. Дарту ничего не оставалось, как разрешить публикацию.

4 февраля все ведущие газеты мира напечатали под сенсационными заголовками изложение информации и комментарии, переданные их корреспондентами из Иоганнесбурга: профессор Дарт открыл на юге Африки череп недостающего звена. Если бы «Star» объявила об изобретении Дартом вечного двигателя, об удаче в расщеплении атомного ядра, то и тогда возбуждение публики едва ли достигло бы такого же ажиотажа, который подняли газеты Европы, Америки и Азии. Пауэр был счастлив — уж его-то звездный час настал.

Дарту тоже казалось вначале, что он близок к нему. Он едва успевал отвечать на телефонные звонки, а почтальоны несли и несли поздравительные телеграммы. Праздновался день рождения хозяина дома и его бэби! Особое удовольствие Дарту доставили телеграммы от его учителя Элиота Смита и ведущего американского антрополога из Смитсоновского института в Вашингтоне Алеша Хрдлички. Руководитель Южно-Африканской ассоциации развития науки генерал Смутс, ботаник, философ и антрополог, бывший премьер республики, писал Дарту: «Я лично и как президент Ассоциации шлю теплые поздравления в связи с вашим открытием, которое имеет не только большое значение с чисто антропологической точки зрения, но также обращает внимание на Южную Африку как на возможное поле будущих научных поисков. Уникальное открытие Брокен Хилла теперь наследовано вашим открытием, которое раскрывает прошлое человека».

Затем прибыло письмо с поздравлениями от известного врача и палеонтолога Роберта Брума, который начал свою научную карьеру в Австралии. Вообще-то он занимался вопросами происхождения млекопитающих, но проблема возникновения человека волновала его в не меньшей степени. Этот высокий, неистощимый на юмор и на удивление энергичный для своих шестидесяти лет человек пользовался особым расположением и авторитетом у своих друзей и коллег. Генерал Смутс боготворил Брума, а его склонности к противоречиям и так называемые странности, присущие людям незаурядным и талантливым, были поистине легендарны. Дарт ничуть не удивился, когда через две недели после письма в дверях лаборатории показалась фигура Брума.