Коллектив авторов - Мир в ХХ веке

В синтетической картине американского внутриполитического развития XX столетия принципиально важно, таким образом, выявление сходства и различия общественно-исторических тенденций первой и двух последних третей века. Что касается тенденций первой трети века, то их зарождение и оформление относится еще к последней четверти предшествующего столетия. А тот период, в свою очередь, стал воплощением последствий американской Гражданской войны и Реконструкции, которые в нашей исторической литературе в совокупности именуют (и эта оценка не представляется мне устаревшей) “второй американской революцией”. По своим идеологическим замыслам и непосредственным результатам она была яркой либерально-демократической революцией, но ее долговременные последствия оказались весьма противоречивыми. Одним из таких последствий явилось оформление новой властной элиты, которая-то (а это бывает в случае со многими революциями) и присвоила себе главные плоды революционного переустройства Америки. Эта властная элита, костяк которой составили капиталистические нувориши и в первую очередь зарождавшаяся корпоративная буржуазия, быстро подчинила себе Республиканскую партию, превратившуюся в последней четверти XIX в. из выразительницы общенародных, глубоко демократических принципов в элитарно-капиталистический альянс. Республиканская партия, доминировавшая на американской политической сцене с 1860 по 1930 г. (за этот период ее представители выиграли 14 из 18 президентских выборов), стала главным архитектором чисто капиталистической корпоративной Америки, пришедшей на смену гибридному буржуазно-рабовладельческому обществу.

Триумф корпоративной экономики составил одну из главных исторических тенденций США конца XIX — первой трети XX в. Среди исследователей традиционно дискутируется вопрос относительно следствий реструктуризации и монополизации американской экономики после Гражданской войны. Представляется, что корректный ответ на этот вопрос требует различать как минимум три следствия — экономическое, социальное и политическое. Что касается экономического следствия, то оно характеризовалось впечатляющими достижениями корпоративной Америки. К 1900 г. США прочно стали главной промышленной державой мира. За последние три десятилетия XIX в. протяженность железных дорог в стране увеличилась в 7 раз, производство чугуна — в 8, добыча угля — в 10, выплавка стали — в 15 раз. Ведущая роль в экономических достижениях принадлежала корпорациям Рокфеллера, Карнеги, Форда и, конечно, железнодорожным королям, в большинстве своем типичным нуворишам.

Глубоко противоречиво социальное следствие монополизации. В ходе ее сложилась новая социально-экономическая элита, разрыв между которой и основной массой населения постоянно углублялся. Резко возросшее национальное богатство Америки (валовый национальный продукт увеличился с 1870 по 1900 г. в три раза при росте населения в 2,3 раза) распределялся крайне неравномерно. Реальные доходы промышленных рабочих, руками которых создавались новые богатства, выросли за 30 лет в 1,4 раза — цифра несоизмеримая с тысячекратным ростом состояний владельцев корпораций [507] Puth R.C. American Economic History. Chicago, 1988. P. 374. .

Противоречия характеризовали политические тенденции эпохи монополизации. С одной стороны, сохранялись все демократические политические институты и конституционные нормы предшествующих периодов. К ним добавились и некоторые демократические нововведения, в первую очередь австралийская система голосования. С другой — в южных штатах с конца XIX в. были введены избирательный налог и ценз грамотности, лишившие большинство негров права голоса, одного из главных завоеваний Гражданской войны. Не менее важным в процессе развития политической власти было то, что новые богатства дали экономической элите дополнительные рычаги воздействия на властный механизм. При этом она пыталась активно как никогда непосредственно внедриться в политическую власть. Согласно новейшим данным, социально-экономическая элита постоянно наращивала уровень своего представительства в верхнем эшелоне исполнительной власти и дипломатической службы: 1861–1877 гг. — 81 %; 1877–1897 гг. — 86,8 %; 1897–1913 — 91,7 % [508] Burch P.H. Elites in American History. Vol. 2: The Civil War to the New Deal. N.Y., 1981. P. 320–321. . Представители и выдвиженцы (менеджеры и юристы) корпоративного капитала абсолютно преобладали в исполнительных, законодательных и судебных органах власти в периоды правления как Республиканской, так и Демократической партии.

Роль самих партий в рассматриваемый период также резко возросла, и многие исследователи называют его периодом партийного правления. В эволюции двух главных партий выделились следующие важные тенденции: во-первых, обе партии оказались в финансовом и организационно-функциональном отношениях тесно привязаны к корпоративному капиталу, во-вторых, в их руководстве и организации практической деятельности возобладали методы, характерные для бизнеса. Последняя тенденция стала обозначаться как боссизм: партийные боссы среди и республиканцев, и демократов прибрали к своим рукам власть, сравнимую с властью промышленных и финансовых магнатов в бизнесе. Идеологические и политические различия между партиями сузились как никогда. Географически Республиканская партия доминировала в северных, а Демократическая партия — в южных штатах.

Среди трех ветвей государственной власти наибольшим весом пользовалась законодательная. А в ней на главную роль выдвинулся сенат. В рядах американской элиты сенаторы пользовались таким же престижем, как владельцы промышленных и финансовых корпораций. Последние и сами устремились в сенат, так что на рубеже XIX–XX вв. последний стал известен как “клуб миллионеров”. Наряду с финансово-промышленными магнатами в сенате выделялась группа партийных боссов (подчас они и сами были миллионерами и адвокатами крупных корпораций). Боссы-сенаторы рассматривали президента США как свою креатуру и слугу, а большинство президентов не покушались на фактическое распределение полномочий между исполнительной властью и сенатом.

В конце XIX — начале XX в. интересы бизнеса активно поддерживались судебной ветвью власти. Многие историки сходятся в том, что именно судебные интерпретации наполняли в тот период реальным содержанием американские законы, при этом последние испытывали порой поразительные метаморфозы. Классическим стал пример 14-й поправки к федеральной Конституции США. Одобренная в 1868 г., она провозглашала, что “ни один штат не может лишить кого-либо жизни, свободы или имущества без надлежащей правовой процедуры”. Формально поправка предназначалась для защиты гражданских и политических прав освобожденных негров, судебные же органы стали использовать ее в целях пресечь попытки властей штатов как на Юге, так и на Севере, ущемить интересы бизнеса. При этом позиция Верховного суда, как и судебной власти в целом, определялась откровенным идеологическим мотивом: процветание частного бизнеса является основой процветания Соединенных Штатов в целом, интересы же бизнеса, а следовательно и США, будут обеспечены наилучшим образом, если государство в своей экономической и социальной политике будет следовать принципу “невмешательства” в “естественный” ход событий.