Константин Кеворкян - Опасная книга. Феномен нацистской пропаганды

93. Мухин Юрий. Средства массовой брехни. М.: Алгоритм, 2008. С. 290.

94. Геббельс Йозеф. Последние записи. Смоленск: Русич, 1993. С. 188.

95. Там же. С. 81.

В послевоенном мире много рассуждают о «харизме» Гитлера, об ораторском таланте Геббельса, о ловкой фашистской пропаганды. Соб­ственно, и мы занимались тем же самым — может быть, более углубленно и принимая во внимание социальную политику режима. Но нельзя не вспомнить о страхе, в котором многие годы нацисты держали немцев и народы оккупированных стран. А без этого осознания невозможно понять, почему нацистский режим является преступным — в самом прямом, уголовном смысле данного слова. «За хваленой эффективностью диктаторских режимов, за всей лицемерной ложью относительно целей войны стоят концентрационные лагеря и закованные в цепи служители Бога», — как-то заметил президент Рузвельт (1). Ну, не всех служителей Бога нацисты заковали в цепи, кое-кто служил им верой и правдой. Возьмем, пожалуй, другую фразу, Уинстона Черчилля: «Страх перед критикой заключает в себе величайшую опасность для диктатур. Они глушат критику концентрационными лагерями, резиновыми дубинками или пулями» (2). Созданное гитлеровской системой равновесие союза пролетариата и буржуазии являлось хрупкой виртуальной конструкцией, что опиралась на сложнейшую систему манипуляции сознанием. Потому системе жизненно необходимо удалять из общества всех, кто может нарушить равновесие и развеять, таким образом, очарование национального согласия.

Тоталитарные движения всегда стремятся сделать свои идеи безальтернативными — опираясь на «историческое право», «мандат доверия народа» или «революционную необходимость». Первыми в списке их жертв становятся средства коммуникации их оппонентов — будь-то хрестоматийные «почта, телеграф, телефон» либо нелояльные СМИ. Юный итальянский фашизм, предшественник нацизма, сразу же пошел этим путем: 15 апреля 1919 года в редакцию и печатные цеха оппонирующей фашистам социалистической газеты «Аванти» ворвались чернорубашечники, которые уничтожили все линотипное оборудование и списки подписчиков. А руководил нападением ни кто иной, как лидер футуристов поэт Маринетти. (Ох, недаром советская власть с недоверием относилась к футуристам!) Вообще в Италии фашисты полюбили наказывать редакторов неугодных изданий, силой заставляя их принимать «фашистское лекарство», то есть касторовое масло, имеющее мощный слабительный эффект.

Но, в отличие от расслабленных южан, после своего прихода к власти нацисты действовали отнюдь не касторкой. Со свойственным тевтонам прямодушием они заливали в глотки непокорным расплавленное олово и серную кислоту. Уже 22 февраля 1933 года Геринг создал «вспомогательную полицию» из 50 000 человек, составленную полностью из нацистских частей. Идея состояла в том, чтобы силой подавить всевозможные антифашистские организации, способные сопротивляться. Как выразился он сам: «Мои меры не отвечают законным ограничениям или бюрократии. Не мое дело обеспечивать справедливость. Моя работа — это уничтожать и истреблять, вот и все!» (3)

Еще в начале февраля 1933 года правительство Гитлера запретило коммунистам проводить собрания и закрыло коммунистические газеты и журналы. А после поджога Рейхстага обрушило на них яростные репрессии. С началом судебного дела по поджогу Рейхстага Гитлер справедливо опасался, что разбор дела в суде выявит ущербность правительственной версии о поджоге как сигнале для коммунистической революции, а иностранная пресса (немецкой они уже не боялись) получит повод для разгромной критики нацистского режима. На заседании правительства 2 марта 1933 года свежеиспеченный рейхсканцлер заявил: «У крикунов из прессы было бы выбита почва из-под ног, если бы виновных сразу же повесили» (4). Нет человека — нет общественного резонанса.

Собрания оппозиционных социал-демократов тоже либо запрещались официально, либо быстро разгонялись головорезами из СА, а выпуск социалистических газет то и дело приостанавливался, пока их не закрыли вовсе. Репрессии коснулись не только рядовых партийных журналистов, но и публицистов с мировым именем, таких как Карл фон Осецкий, который редактировал в Веймарской республике популярнейшее либеральное издание «Вельтбюне».

Нацисты бросили Осецкого в концлагерь как врага государства, но в 1935 году журналисту неожиданно присудили Нобелевскую премию за заслуги в борьбе за мир. Во всех странах началась кампания за его освобождение. Довольно долго нацисты искали способ заставить Осецкого отказаться от награды. Тогда в дело вмешался сам Гитлер, попросту запретивший германским гражданам принимать Нобелевскую премию. Под давлением мировой общественности нацистские власти выпустили Осецкого на свободу, но 3 мая 1938 года он умер в Берлине от туберкулеза, которым заболел, находясь в лагере.

Цензура набирала обороты довольно быстро. После расправы с оппозиционной прессой дело скоро дошло до прочих мастеров слова, жанром покрупнее. Согласно докладной записке функционера Министерства пропаганды доктора Херманна, «вредоносная» литература подразделялась как бы на три группы. Первая группа, самая «вредоносная», подлежала аутодафе, уничтожению (например, книги Ремарка). Книги второй группы (такие, как произведения Ленина) должны помещаться в библио­теках в специальные шкафы для «отравленной литературы». К третьей категории причислялись сочинения, в отношении которых еще предстояло решить: отнести ли их к первой или ко второй группе.

Научных книгохранилищ новые запреты не касались, но в народных библиотеках много томов было изъято и сожжено. «Фёлькишер беобахтер» сообщала, что только в Берлине политическая полиция конфисковала 10 тысяч центнеров (!!!) книг. А новая книжная продукция «украшалась» по примеру папской цензуры надписью на титульном листе: «Против публикации данного издания со стороны НСДАП возражений нет. Председатель партийного контроля комиссии по защите национал-социализма».

Из прочих властителей умов отметим кинематографистов, ввиду важности их работы для массовой пропаганды. Здесь уже 15 марта 1933 года нацисты выпустили первый список запрещенных к показу фильмов, среди которых преобладали советские ленты. Однако голливудские звезды еще долго не сходили с немецких экранов. Официальный запрет Министерства пропаганды на заокеанский кинопродукт вышел только 28 февраля 1941 года (в ответ на гонения, которым подвергалось нацистское кино в США).

Ну и сатира, знаменитый юмор берлинских кабаре. В мае 1935 года нацистская пресса опубликовала сообщения о том, что два из них, «Катакомбы» и «Балаган», закрыты, а тамошние актеры отправлены в концлагерь, ибо позволили себе «неуважительные шутки» по адресу НСДАП и государства. Так что и на этом фронте борьбы с инакомыслием ситуация «стабилизировалась».