Алексей Тепляков - Опричники Сталина

Одним из инициаторов ареста был парторг крайплана С. Я. Эдельман, который 30 марта 1933 г. написал Эйхе подробную записку, в которой, отвечая на упрёки в недостаточной бдительности по отношению к «рютинцам», изложил свои чекистские заслуги: «Непосредственным поводом к аресту Кузьмина, Кацаран[а] и остальных было заявление, сделанное мной ГПУ (тов. Шанину в присутствии [начальника СПО ПП ОГПУ — А. Т.] тов. Ильина) о тех подозрениях, которые есть у меня и других членов нашей ячейки в отношении антипартийного поведения, контрреволюционной деятельности Кузьмина… Это заявление ГПУ я сделал, будучи тогда секретарём партячейки, на основании, во-первых, того, что мы всё время брали под сомнение партийную искренность и честность Кузьмина, Кацаран[а] и Раевича, и, во-вторых, тех косвенных подозрений, которые у меня были в отношении связи Кузьмина и гр.[уппы] Рютина, Слепкова, Марецкого и других». Характерно, что эта записка оказалась в следственном деле на «рютинцев» [61].

Кузьмин со Слепковым были отправлены в Москву, где ими занимались столичные следователи, оформившие подследственным довольно умеренные сроки. Сдержанная позиция лубянского начальства не позволила алексеевским подчинённым развернуть перспективное дело. Поначалу новосибирские следователи, сломав «марксистов-ленинцев», взяли от них показания о том, что Бухарин, Рыков и Томский решили приступить к террористическим методам борьбы со сталинским руководством.

Чекисты опирались на следующее красноречивое место в дневнике Кузьмина от 3 ноября 1928 г.: «Вчерашнее замечание Саши [А. Н. Слепкова] — и в следующий раз даже в шутку не говори таких вещей, как убить «К[обу]», тебя за это расстреляют». В обнаруженном у Кузьмина при обыске наброске политической программы значился и пункт о «немедленной высылке Кобы» (Сталина) за границу. Эти записи не были забыты чекистами. В 1937-м Н. И. Ежов на февральско-мартовском пленуме ЦК ВКП (б) подчёркивал, что мысль убить Сталина была зафиксирована в дневнике террориста-рютинца Кузьмина ещё в 1928 г.

Из показаний К. К. Кацарана, знакомого с Кузьминым с конца 1929 г., становится известным факт разговора Кузьмина с Бухариным, который в 1931 г. осведомился, подаст ли ему Кузьмин, недовольный отступничеством вождя, руку. Бухарин тогда сказал ученику: дескать, Володя, если вы обратили внимание на место в моей статье о крестовом походе папы римского против СССР, где было рассказано и о построении ордена иезуитов, и об отказе иезуитов от собственной личности во имя провозглашённой цели — так я его «специально подпустил». Тогда же Бухарин подчеркнул, что заявления об отходе от прежних взглядов не следует принимать всерьёз: «Всё это есть г…но, а главное, надо сохраниться (в политическом смысле — А. Т.)». В дневнике Кузьмина была обнаружена запись, свидетельствовавшая о его согласии с Бухариным: «В случае вскрытия лица лицемерить, признавать свои ошибки… лицемерить вовсю — обманывать эту шайку бюрократов…»

И. В. Юдалевич выжил и рассказал о жестоком следствии: ночных допросах, выстойках, карцере с голодным пайком. Он писал, что «отказывался стоять, не выносил ругани, грубости, оскорблений, застращивания, а на попытку ударить меня лез в драку… изматерил нач. отдела, запустил в следователя чернильницу». Но в итоге был сломлен и подписал признание в антисоветской агитации. Не выдержали натиска бригады С. П. Попова и остальные арестованные. Всего Кузьмин, Слепков и их подельники назвали десятерых членов крайплана в качестве сообщников, но этот материал следователи не смогли развернуть в дело и отправили в архив, ограничившись осуждением трёх членов группы на три года лагерей каждого.

Алексеев, чувствовавший настроение верхов, зажимал инициативу своих чекистов, которые пытались всучить Москве липу о подготовке «бухаринцами» и «рютинцами» террора против верхов. В 1937-м С. П. Попов и прочие оперативники СПО УНКВД по Запсибкраю обрушились на Алексеева с Жабревым за то, что те не оценили добытые материалы и вычеркнули формулировку о «террористическом центре правых» из обвинительного заключения. А Ягода в апреле 1937 г. был вынужден подписать признание в том, что он укрывал от разоблачения правых террористов: «так было с бухаринской «школкой», ликвидация которой началась в Новосибирске и дело о которой мы забрали в Москву лишь для того, чтобы здесь его свернуть» [62].

В марте 1933 г. в советской печати было опубликовано сообщение об аресте английских инженеров крупнейшей фирмы «Метро-Виккерс» по обвинению во вредительстве и диверсиях — дескать, коварные иностранцы подкупали советских специалистов, чтобы те совершали диверсионные и вредительские акты на электростанциях. Как только в апреле 1933-го начался судебный процесс, лейбористское правительство Макдональда ввело эмбарго на 80 % советского экспорта в Великобританию и запретило Совфрахту фрахтовать суда под английским флагом.

Советский суд вынужден был оправдать англичан («свои» же получили по «червонцу»), осудив на три года только управляющего московской конторой «Метро-Виккерс» Лесли Чарльза Торнтона, которого ОГПУ считало резидентом «Интеллидженс Сервис». Вскоре Торнтона (он «признался» после 21-часового непрерывного допроса) пришлось амнистировать, после чего эмбарго было тут же снято. Само собой, что никто в мире в этот процесс не поверил, но дело было сделано: совдеповская репутация очередной раз изгажена, собственные же граждане получили новую острастку.

Дело «Метро-Виккерс», несколько лет назад прекращённое за отсутствием состава преступления — одно из главных, проведённых в рамках реализации многолетней гепеушной агентурной разработки «Блок» [63], которая ориентировалась на вскрытие шпионажа и вредительства среди иностранных специалистов. Была она чистой фальсификацией и принесла крупные международные скандалы, но сыграла свою роль в укреплении убеждённости Сталина, которая в нём и без того была сильной, что все иностранцы — шпионы.

В рамках агразработки «Блок» западносибирские чекисты провернули заметное дело в Кузбассе. Операция по «подставе» заграничным специалистам нужного человека была осуществлена ещё при Заковском — в 1931 г. с англичанами, монтировавшим импортное оборудование на площадке «Кузнецкстроя», начал специфическую работу заключённый инженер Ч., выходец из княжеского рода. В 1932–1933 гг. этот спецагент из «шарашки» выявил и «шпионскую», и «вредительскую» деятельность английских специалистов, что позволило чекистам в начале 1933-го «разоблачить» и арестовать 16 англичан и их агентов, включая Фёдорова-Шинкевича, якобы завербованного британской разведкой ещё в период его пребывания в эмиграции, а затем заброшенного в СССР.