Валентин Сахаров - Политическое завещание Ленина: реальность истории и мифы политики.

С аналогичным заявлением выступила и Крупская, что, возможно, указывает на ее причастность к этой истории. Ее статья была опубликована в журнале «Большевик» вместе со статьей Троцкого. Она для нас интересна тем, что Крупская сделала важное признание: «Все члены съезда ознакомились, как того хотел В.И., с письмами. Их не правильно называть "завещанием", так как завещание Ленина в подлинном смысле этого слова неизмеримо шире — оно заключается в последних статьях и касается основных вопросов партии и советской работы» (курсив наш. — B.C.). Цены нет этому заявлению — завещание Ленина — в статьях! А не в извлеченных позднее «диктовках»! Правда, это признание политически вынужденное, но главное, что оно верное.

Январский (1925) Объединенный Пленум ЦК и ЦКК РКП (б) подвел итоги «литературной» дискуссии по поводу книги Троцкого «1917» и принял резолюцию, в которой говорилось, что «Троцкий открыл уже прямой поход против основ большевистского мировоззрения», что он пытается навязать партии «какой-то "модернизированный" т. Троцким "большевизм" без ленинизма .

Это — не большевизм. Это — ревизия большевизма. Это — попытка подменить ленинизм троцкизмом , т.е. попытка подменить ленинскую теорию и тактику международной пролетарской революции той разновидностью меньшевизма, какую представлял из себя старый троцкизм и какую представляет собой ныне возрождаемый "новый" троцкизм»[1595]. Ясное противопоставление ленинизма (большевизма) и троцкизма, данное Сталиным в выступлении на партийной конференции, получило теперь закрепление и развитие. Это имело большое значение для дальнейшего хода внутрипартийной борьбы, но сейчас важно подчеркнуть другое — противопоставление большевизма троцкизму открывало новые возможности для использования в борьбе с Троцким его главного оружия— «Письма к съезду», в котором был зафиксирован небольшевизм Троцкого. Теперь это замечание стало превращаться в политический смертный приговор для него — антибольшевика в руководстве большевистской партии!

Значительное влияние на дальнейшее использование в политической борьбе «Письма к съезду» сыграл раскол, произошедший в ленинском ядре Политбюро — в «тройке». Открытое столкновение произошло вскоре после XIII съезда партии, летом 1924 г. Вместо «тройки» была сформирована новая руководящая группа, более широкого состава — «семерка» (ее называли также «руководящим коллективом»), состоящая из всех членов Политбюро, кроме Троцкого, и председателя ЦКК Куйбышева[1596]. Но эта политическая конструкция также оказалась непрочной. Круг вопросов, по которым Сталин и его сторонники в Политбюро, а также Зиновьев и Каменев занимали различные позиции, быстро расширялся[1597]. Весной 1925 г. «семерка» раскололась. В ЦК РКП(б) фактически сложились три политических центра силы. Во-первых, это большинство членов Политбюро во главе со Сталиным, Бухариным, Рыковым, Томским, Молотовым. Их поддерживал председатель Президиума ЦКК Куйбышев. Во-вторых — меньшинство членов Политбюро в лице Зиновьева и Каменева, сторонниками которых были члены ЦК Сокольников и Евдокимов. Их поддерживала своим авторитетом Н.К. Крупская. Деятельность этой группы положила начало формированию оппозиции ЦК, которая в отличие от прежней («старой»), троцкистской, стала называться «новой» оппозицией. Третий центр составил Троцкий и его немногочисленные сторонники. В этих условиях ленинское «Письмо к съезду» как мощное средство борьбы против Сталина получало новое политическое дыхание.

В документах, характеризующих борьбу Зиновьева и Каменева против Сталина в январе—декабре 1925 г., до XIV съезда ВКП(б), не содержится каких-либо прямых намеков на «Письмо к съезду».

Однако, возможно, такие попытки со стороны Зиновьева и Каменева имели место; об этом может свидетельствовать замечание Сталина в письме, которое он 17 июня 1925 г. направил в Политбюро в связи с обсуждением книги М. Истмэна. Говоря об обсуждении «Письма к съезду» на XIII съезде, Сталин специально отметил позицию Зиновьева и Каменева: «Ни одна рука, не исключая рук тт. Зиновьева и Каменева, не поднялась на XIII съезде в пользу того, чтобы эти письма напечатать, весь съезд единогласно, в том числе и т. Троцкий, голосовал за то, чтобы эти письма не публиковать в печати»[1598]. Поэтому есть основания предположить, что Сталин активизировал обсуждение в Политбюро вопроса о книге Истмэна не в последнюю очередь для того, чтобы затруднить Зиновьеву и Каменеву (и Троцкому, естественно) в будущем использовать «Письмо к съезду» против него, Сталина. Обострение борьбы было неизбежно, Сталин готовился к этому.

К помощи «Письма к съезду» Зиновьев и Каменев прибегли только тогда, когда все иные средства борьбы ими уже были испробованы, не дав нужных результатов — на XIV съезде ВКП(б). Но поскольку сами они в этом «Письме» получили негативную оценку, то они очень осторожно затрагивали эту тему. Своеобразным предостережением против использования текстов ленинского «Завещания» в интересах внутрипартийной борьбы прозвучало заявление Микояна о недопустимости «взаимного раздевания вождей», которое имело место в содокладе Зиновьева и выступлении Бухарина[1599]. Поэтому свою атаку на XIV съезде ВКП(б) против Сталина Зиновьев и Каменев строили иначе, чем Троцкий. Во-первых, термин «Письмо к съезду» был заменен другим — «Политическое завещание». Зиновьев в содокладе на XIV съезде партии употребляет его без кавычек[1600], что позволяло трактовать его как последнее выражение воли Ленина, обязательное для выполнения. Вне зависимости от постановления того или иного съезда! Атака на Сталина велась через критику работы Секретариата и Политбюро в последний период и не была напрямую связана с «Письмом к съезду». Утверждалось, например, что Сталин отсекает Зиновьева и Каменева от работы, нарушая принцип коллегиальности. Для предотвращения этого Зиновьев и Каменев предлагали увеличить состав Политбюро, надеясь включить в него своих сторонников[1601].

Ни Зиновьев, ни Крупская в своих выступлениях на съезде не трогали Сталина! Яростную атаку на него повел Каменев, потребовавший убрать Сталина с поста генерального секретаря, поскольку он, по его мнению, «не является той фигурой, которая может объединить вокруг себя старый большевистский штаб». Делегаты съезда с возмущением отреагировали на это заявление[1602].

Сокольников продолжил атаку Каменева, но построил ее иначе. Предложение не избирать Сталина на эту должность завуалировал общими рассуждениями о том, что в этом нет ничего страшного ни для партии, ни для Сталина, «влияние и авторитет» которого этим не может быть «поколеблен». Интересно, что при этом он невзначай оспорил справедливость одного из важнейших положений «Письма к съезду»: «поскольку генеральный секретарь, с одной стороны, является членом Политбюро, а с другой стороны, руководителем секретариата, то, совершенно независимо от личности тов. Сталина (курсив наш. — В. С), создается такое положение, когда любое расхождение в Политбюро, возникающее по любому политическому вопросу, получает свое отражение в организационной работе, потому что... один из членов Политбюро, являясь генеральным секретарем, т.е. руководя всей организационной работой, оказывается в таком положении, что любое его разногласие по любому вопросу в Политбюро может получить немедленно то или иное выражение по линии организационных мероприятий. (Голос: "Со всяким генеральным секретарем может это случиться")... Но, товарищи, у нас не всегда был генеральный секретарь. (Голоса: «А, вот как! Вот что!»)... Вот я и говорю: если тов. Сталин хочет завоевать такое доверие, как т. Ленин, пусть он завоюет это доверие». Этот тезис Сокольников использовал для аргументации в пользу превращения Секретариата ЦК в исполнительный орган Политбюро[1603], что воскрешало в памяти делегатов съезда предложения Зиновьева и Бухарина 1923 г., сформулированные на так называемом «пещерном совещании». Зиновьев солидаризировался с Сокольниковым, заявив о необходимости создания полновластного Политбюро и подчиненного ему секретариата[1604]. В существовавшей структуре ЦК РКП(б) Секретариат был самостоятельным органом.