Валентин Сахаров - Политическое завещание Ленина: реальность истории и мифы политики.

Уступка и упорство Сталина будут понятней, если учесть, что тезис об «автономизации» занимал важное место в его проекте, но все-таки не он был главным. Он указывал на наиболее выгодный, по мнению Сталина, способ решения проблемы. Главное же — мысль о Союзе республик как одном государстве с сильной центральной властью, способной развиваться в направлении унитарного социалистического государства союза народов. «Автономизация» в этом случае являлась лишь одним из приемлемых вариантов решения задачи, но не единственным. Можно было идти к ней и через союз равноправных государств, поэтому Сталин, уступив по параграфу 1-му, попытался сохранить схему управления, которую он предложил. Это тоже понятно: формальное признание равноправия республик в Союзе не является непреодолимой проблемой на пути достижения главных целей в области национально-государственного строительства унитарного социалистического государства. Развитие Союза и его будущее будет во многом определяться системой власти и управления.

Возникает вопрос: почему Ленин, прежде не возражавший против «автономизации» как формы федерации с сильным центром, в конце сентября вдруг выступил против нее? На доступном историкам материале однозначного удовлетворительного ответа получить не удаётся. Выбирать приходится между двумя основными вариантами: во-первых, он изменил принципиальный подход к вопросам национально-государственного строительства, во-вторых, он отказался от него по тактическим соображениям. В традиционной историографии принимается первый вариант объяснения. Мощным аргументом в пользу него являются записки «О национальностях или об "автономизации"».

В пользу второго варианта свидетельствует письмо Ленина Каменеву от 26 сентября (о котором речь шла выше), а также ряд других фактов. Считается, что письмо Ленин направил всем членам Политбюро[740]. Однако это не так. Делопроизводственные документы ленинского секретариата показывают, что это свое «секретное письмо» «об автономных республиках» Ленин направил только своим сторонникам в Политбюро: Каменеву, Зиновьеву, Сталину, Калинину, Томскому, Рыкову, Молотову. Троцкому оно не направлялось[741]. Включив Троцкого в число адресатов, публикаторы в ПСС создали искаженную картину отношений Ленина не столько со Сталиным, но и с Троцким. Видимо, Троцкий был обойден не случайно. Правда, 7 сентября Политбюро предоставило ему отпуск с 13 сентября 1922 г.[742], но он находился в Москве, и, кроме того, отпуск не означал устранения из политической жизни, а только освобождение от текущей работы. Каменев, которому было адресовано письмо, с 14 сентября также находился в отпуске[743]. С другой стороны, Сталин, отвечая Ленину, направил свое письмо всем членам Политбюро, в том числе и Троцкому******. Поэтому есть все основания предположить, что Ленин решил не привлекать его к обсуждению вопроса, по которому наметились разногласия в среде сторонников. В пользу этого предположения говорит и то, что по ходу обсуждения не возникло сколь-либо значительного документного «шлейфа», хотя бы отдаленно напоминавшего тот, что оставил после себя другой острый вопрос того времени — о монополии внешней торговли. Такое предположение вполне отвечает тому, что мы знаем о политическом почерке Ленина и вписывается в ход политической борьбы, которая разворачивалась тогда между Лениным и Троцким. Это может указывать на желание Ленина ограничить обсуждение возникшего разногласия узким кругом ближайшего политического окружения. Не были ознакомлены с этим письмом и лидеры национал-уклонистов, что может свидетельствовать о том, что его поддержка их требований была вызвана не общностью взглядов и не пересмотром Лениным своих принципиальных позиций, а соображениями тактического характера.

Записка Каменева Ленину от 27 сентября также указывает на то, что мы имеем дело с тактическими разногласиями. Каменев писал: «По-моему или не трогать совсем вопроса о "независимости]" (что, видимо, уже невозможно), или провести Союз так, чтобы максимально сохранить формальную независимость, т.е. приблизительно по предложенной схеме»[744]. Опять все «крутится» вокруг того, как погасить активность «независимцев». Именно на тактическое маневрирование Ленина указывают и краткие записки, которыми обменялись Сталин и Каменев 28 сентября*******. Каменев написал: «Ильич собрался на войну в защиту независимости. Предлагает мне повидаться с грузинами. Отказывается даже от вчерашних поправок. Звонила Мария Ильинична». Сталин ответил: «Нужна, по-моему, твердость против Ильича. Если пара грузинских меньшевиков воздействует на грузинских коммунистов, а последние на Ильича, то спрашивается, причем тут "независимость"?» Каменев делится размышлениями: «Думаю, раз Владимир Ильич настаивает, хуже будет сопротивляться ». Сталин определяет свою позицию: «Не знаю. Пусть делает по своему усмотрению»[745].

27 сентября Ленин встретился со сторонником автономизации — секретарем Заккрайкома РКП(б) Г. К. Орджоникидзе, а также лидером грузинских национал-уклонистов П. Г. Мдивани. На следующий день — со сторонниками Мдивани членами ЦК КП Грузии М.С. Окуджавой, Л.Е. Думбадзе, К.М. Цинцадзе и со сторонником проекта Сталина председателем СНК Армении А.Ф. Мясниковым[746]. К сожалению, надежной подробной информации об этих беседах в руках историков почти не имеется. Можно предположить, что Ленин решил сманеврировать, чтобы уступкой обеспечить дело объединения республик, не задерживать его, а ускорить, не ввязываясь в политическую борьбу. Он поставил перед ними вопрос так: «Если "автономизация" плохо, а как "Союз"?» Сторонники Мдивани обрадовались: Грузия и Россия на равных в Союзе, и согласились[747]. Правда, согласились, как вскоре выяснилось, неискренне.

Суть тактических разногласий, очевидно, состоит в том, что Сталин был намерен твердо стоять перед напором национал-уклонистов в РКП (б), а Ленин считал более целесообразной тактику маневрирования и поиска компромиссов. Возникает вопрос о причинах избрания ими разных тактик. Можно указать на две главные причины. Первая состояла в разной оценке политической силы и возможностей национал-уклонистов. Сталин не оценивал их как значительные. Ленина, очевидно, беспокоили не сами по себе Мдивани, Раковский и их единомышленники, а то, что они могли выражать (они так и уверяли!) настроения широких масс. Насколько Ленин был прав, идя на уступку национал-уклонистам? В Грузии все ухищрения Мдивани и его сторонников поднять партийную организацию против курса на создание прочного союза с другими советскими республиками не принесли им успеха — их влияние, как показал очередной съезд КПГ, быстро падало. То же было и на Украине. Раковский позднее, на XII съезде, выражал недовольство тем, что на Украине с трудом «нам удается заставить их (партийные организации. — B.C.) понимать значение национального вопроса». С неудовольствием, как опасное явление он фиксирует «спокойствие, с которым в особенности русская часть нашей партии относится к спорам, которые, к сожалению, приняли слишком местный колорит»[748]. Итак, на Украине масса партийцев против Раковского, значит — за Сталина.