Николай Платошкин - Весна и осень чехословацкого социализма. Чехословакия в 1938–1968 гг. Часть 2. Осень чехословацкого социализма. 1948–1968 гг.

Человек принципиальный, в отличие от Дубчека, Новотный готов был произносить даже непопулярные вещи, если был убежден в их правильности. Новотный опять подверг резкой критике Гусака и Новоместского за политические ошибки и стал защищать новую конституцию ЧССР. Так, например, он сказал, что ликвидация словацкого Корпуса уполномоченных была оправданной, так как он все равно очень плохо работал. Президент раскритиковал и словацкую печать. Он считал, что дело Широкого – это внутреннее дело КПЧ, и перед тем как проинформировать общественность, партия сама должна принять решение на сей счет.

Естественно, речь Новотного не понравилась словакам, особенно интеллигенции. И то, что в Кошице рядом с Новотным не было Дубчека, еще более укрепило позиции последнего как борца за реабилитацию и словацкие интересы.

Дубчек ответил на речь Новотного подготовленной и одобренной ЦК КПС резолюцией, в которой выражалось требование создать комиссию КПЧ для проверки дела «словацких буржуазных националистов». Формально это как бы совпадало с мнением Новотного, что с делом Широкого должна сначала разобраться партия.

Президиум ЦК КПЧ одобрил это предложение, и 26 июня 1963 года была создана комиссия, названная «барнабитской» (от чешского названия ордена варнавитов), так как заседала в бывшем женском варнавитском монастыре рядом с Градом. Специально для комиссии, которая начала свою работу в июле, в бывший монастырь (там теперь находился дом приемов для иностранных делегаций) перевезли часть архивов ЦК КПЧ и МВД.

На тот момент комиссия Кольдера (в которой, как мы помним, работал и Дубчек и отчет которой был опубликован с купюрами в августе 1963 года) приняла по делу «словацких националистов» следующее решение: никакой антигосударственной и антипартийной группы буржуазных националистов не было: «…обвинения, выдвинутые против Гусака, Новоместского, Окаля, Хорвата, Гольдоша, были необоснованными. Незаконный подход заключался в том, что политическим ошибкам, которые они допустили, было присвоено вредительское измерение» [344].

Уже 17 апреля 1963 года об этом решении (еще не опубликованном) сообщила Гусаку и Новоместскому в Братиславе специальная комиссия ЦК КПС во главе с тем же Дубчеком. Гусака и Новоместского восстановили в партии (за что они выразили благодарность), но решение об исключении их из ЦК КПЧ, принятое в 1951 году, было подтверждено. Однако Гусак и Новоместский попросили полной политической реабилитации, ссылаясь на то, что их осудили в атмосфере культа личности.

1 мая 1963 года Гусак направил в Президиум ЦК КПЧ письмо на 134 страницах, объясняя всю подноготную процесса «буржуазных националистов» и требуя полной реабилитации.

Поначалу «барнабитская комиссия» состояла только из словаков (например, ее членом был будущий лидер компартии Словакии в 1968 году Васил Биляк) [345]и работала под председательством Ленарта – тогда, по мнению Дубчека, уже не реформатора, а приспособленца. Когда Ленарт стал в сентябре 1963 года премьером ЧССР, его место в комиссии занял секретарь ЦК КПЧ Коуцкий. Дубчек формально в комиссию не входил, но получал от ее членов полную информацию о ходе работы. Новотный распорядился предоставить комиссии все архивные материалы.

На заседаниях комиссии некоторые ее члены продолжали обвинять Гусака в политических ошибках. Например, Лаштовичка (во время войны находился в Лондоне) считал, что Гусак и его товарищи пренебрежительно относились к чехам вообще и чешскому рабочему классу в частности. Это проявилось, например, при обсуждении Кошицкой правительственной программы в начале 1945 года. К тому же странно, что всю войну вплоть до восстания в Словакии летом 1944 года Гусак легально жил в Братиславе и даже работал адвокатом. Ведь полиция прекрасно знала, что он один из лидеров подпольной компартии Словакии.

В придачу ко всему Гусак принял участие в пропагандистской поездке на оккупированную немцами Украину, которую во время войны организовали словацкие власти. Заметим, что эту ошибку Гусак всегда признавал.

Говорили и о том, что Готвальд испытывал стойкую антипатию к Гусаку еще с 1945 года, то есть до начала политических репрессий в Восточной Европе [346].

Интересно, что одним из доказательств «словацкого национализма» Гусака (и это прямо ставили ему в вину на судебном процессе) было то, что он в 1939-1941 годах выступал за «Советскую Словакию», то есть за отторжение Словакии от ЧСР и присоединение ее к СССР. Комиссия подтвердила, что Гусак не являлся автором этого требования, – это была позиция всей компартии Словакии до нападения Германии на СССР в 1941-м. Ведь в 1939-1941 годах СССР признавал Словакию независимым государством, а Коминтерн считал словацкую компартию самостоятельной, а не частью КПЧ. Только после 22 июня 1941 года Сталин установил отношения с чехословацким эмигрантским правительством Бенеша, и словацкие коммунисты по указанию Москвы снова стали сторонниками единой Чехословакии.

Следует отметить, что именно Коуцкий, с полного ведома Новотного, вел дело в комиссии к полной политической реабилитации «словацких буржуазных националистов». Коуцкий считал, что националистические загибы у словацких коммунистов, бесспорно, имели место, но называть их «буржуазными» нет никаких оснований. Одновременно Коуцкий решительно возражал против того, чтобы осудить КПЧ (как предлагали некоторые члены комиссии) за неправильную линию в словацком вопросе, то есть фактически за чешский национализм и пренебрежительное отношение к словакам. В этом он проводил линию Новотного: реабилитация не должна привести к политическому кризису в стране.

Комиссия пошла на хитрость, постановив, что мандат Гусака как члена ЦК КПЧ истек к X съезду партии (он тогда сидел в тюрьме), поэтому формально восстанавливать его в составе Центрального комитета нет оснований. Заметим, что с такой формулировкой согласились все словацкие члены комиссии.

5 декабря 1963 года «барнабитская комиссия» представила свои выводы Президиуму ЦК КПЧ, и выводы эти были однозначны: весь процесс «словацких буржуазных националистов» фиктивен и незаконен, все его жертвы должны быть реабилитированы полностью, в том числе и политически. Новотный с выводами комиссии согласился, хотя опять предлагал указать в ее докладе на политические ошибки Гусака. Он, как и многие члены президиума, считал главным националистическим уклоном словацких коммунистов притеснение венгерского национального меньшинства после 1945 года, которое, бесспорно, действительно имело место.

Так, член Президиума ЦК КПЧ Франтишек Дворский требовал признать ответственность Гусака и других «словацких товарищей» за то, что они загоняли венгерских пролетариев в товарные вагоны и вывозили в Чехию. Мол, если это и не буржуазный национализм, то уж национализм в любом случае [347].