Александр Стыкалин - Венгерский кризис 1956 года в исторической ретроспективе

Так как во время событий в Венгрии речь о смене социалистического строя в стране не шла (был поднят вопрос о выходе ее из ОВД), можно сделать вывод, что под определение «борьба против внутр. контрреволюции» (как и в случае с Чехословакией 1968 года) подпадала и борьба с политическим режимом той или иной страны, который не устраивал советское руководство, в том числе и с его социалистической вариацией.

В 1956 году одним из краеугольных пунктов обоснования вмешательства стал объявленный правительством Надя политический нейтралитет Венгрии [992]. Здесь сработал механизм реализации той самой модели, которую позже, с 1968 года, неофициально (и ошибочно) объявили «доктриной Брежнева»: «Ни одна из стран, вошедших в лагерь социализма, не может выйти из него обратно». Эта точка зрения, в частности, нашла отражение в исследовании «СССР в мировой политике» профессора Владислава Кульски [993], который подчеркивал, что отнюдь не Брежнев является создателем подобной доктрины, и прямо отсылал читателя к событиям 1956 года [994].

Фактически это была «доктрина Хрущева», лишь воспроизведенная позже в несколько ином виде. По иронии судьбы сам Н. С. Хрущев в том же 1956 году в Отчетном докладе ЦК КПСС XX съезду торжественно провозглашал: «Мы всегда утверждали и утверждаем, что установление нового общественного строя в той или иной стране – это внутреннее дело народов этих стран. Таковы наши позиции, основанные на великом марксистско-ленинском учении» [995]. Он также превозносил «пять принципов» [996], выдвинутых КНР и Индией: «Почему бы эти принципы не превратить в основу мирных отношений между всеми государствами в любой части земного шара? Присоединение к пяти принципам всех государств отвечало бы жизненным интересам и требованиям народов» [997]. Однако подобные заявления выглядели осенью не чем иным, как банальным политическим лицемерием.

Итак, СССР, согласно сформулированной еще в советский период точке зрения, в 1939 году, пользуясь плодами пакта Молотова-Риббентропа, «обеспечивал защиту социализма в одной стране» путем включения Восточной Польши в свои границы («защита от посягательств извне»); еще до завершения Второй мировой войны и сразу после нее, пользуясь плодами Потсдамской системы, «обеспечивал защиту социализма в рамках всего социалистического содружества»; в 1956 году удерживал ключевое звено этого содружества – Польшу – и замыкал «разомкнувшееся» звено – Венгрию («борьба против внутренней контрреволюции»).

Сами события 1939 и 1956 годов были весьма нежелательными, как в плане ограничения простых упоминаний о них, так и однозначно – в плане какого-либо детального изучения.

Хотя специального исследования истории советско-польской войны 1939 года на уровне монографии в России до сих пор не создано [998], мы рассмотрим одну из немногочисленных отечественных работ, касающихся этой темы, – монографию М. И. Мельтюхова [999]. В аннотации к ней подчеркивается: «Основное внимание автор уделяет началу Второй мировой войны – событиям сентября 1939 г. Доступные ныне архивные документы позволили подробно описать Польскую кампанию Красной армии 1939 г.» [1000].

Это заявление не соответствует действительности.

Во-первых, хронологические рамки монографии из трех частей охватывают период 1917–1939 годов, но две из них объемом более 300 страниц посвящены проблемам советско-польских отношений до событий осени 1939 года и лишь заключительная Часть 3, объемом 250 страниц, непосредственно советско-польскому противостоянию 1939 года уделяет менее 150 из них, так как более ста приходится на описание германо-польского (обратим также внимание на своеобразный прием автора в отношении используемой терминологии: несмотря на название книги «Советско-польские войны», в подзаголовках упомянутой Части 3 используется иное красноречивое определение – «Польская кампания Красной армии»). Таким образом, собственно на советско-польскую войну осени 1939 года приходится не основная часть монографии, а менее 19 % от общего объема текста.

Во-вторых, серьезные вопросы вызывает обращение автора с источниками. Например, в Части 3 «Сентябрь 1939 года» в разделе «Польская кампания Красной Армии: 17–21 сентября», объемом 30 страниц, соответствующие ссылки присутствовали только на девяти (!) из них. Вряд ли можно считать нормальным то обстоятельство, что целые блоки текста по 4–6 страниц не обеспечены никакими сносками [1001].

В-третьих, бросается в глаза избегание упоминания и тем более анализа работ польских авторов по тематике советско-польской войны 1939 года. Автор ограничивается обращением всего лишь к трем (!) публикациям, две из которых были опубликованы в конце 1980-х годов и одна – в 1998 году [1002]. Вероятно, именно поэтому в работе отсутствовал даже краткий экскурс по историографическому обзору работ польских авторов по данной теме. В связи с этим можно отметить парадоксальную на первый взгляд ситуацию: не отечественные, а польские специалисты первыми перевели на родной язык и опубликовали ряд документов из российских архивов, касающихся боевых действий РККА периода осени 1939 года Неудивительно, что и уровень разработки многих аспектов советско-польской войны 1939 года в польской историографии, благодаря введенным в научный оборот документам, выше, чем в российской. В связи с минимальным количеством отечественных исследований по данной теме значительный интерес представляли и представляют сборники документов и публикации трудов польских авторов, как общего характера, которые касались советско-польской войны 1939 года в целом [1003], так и более узких по тематике исследований, в том числе относящиеся и к применению различных родов войск [1004]. Итак, М. И. Мельтюхов просто проигнорировал практически все новейшие польские публикации и даже не упомянул о фундаментальном исследовании этой войны 1939 года, принадлежащем перу Р. Шавловского [1005]. Возможно, что эти и иные публикации либо вообще были ему неизвестны, либо он просто не удосужился упомянуть о достижениях своих коллег. Во всяком случае, им не была упомянута ни одна из указанных выше фамилий.

Все это перечисленное выше не помешало сделать автору весьма спорное заявление о том, что «события сентября 1939 г. достаточно хорошо изучены» [1006], имея в виду отечественную историографию, хотя на практике немногочисленных российских авторов, изучавших отдельные аспекты этой темы, М. И. Мельтюхов почему-то предпочел вообще не замечать. Например, отсутствовало упоминание о первой отечественной публикации, непосредственно посвященной боевому применению ВВС РККА против Польши осенью 1939 года, подготовленной исследователем истории авиации В. Р. Котельникова, выход в свет которой был приурочен к 60-летию начала Второй мировой войны [1007]. А ведь в ней впервые были показаны численность и состав авиационной группировки СССР, выставленной против Польши, сообщалось о захвате советскими войсками значительного количества польской авиатехники и об изучении отдельных ее образцов в СССР. Подобная ситуация выглядела еще более странной в свете того, что ряд российских авторов был хорошо известен польским исследователям [1008], а сами они также активно ссылались на работы польских специалистов. Так, российский читатель мог узнать из отечественных публикаций о существовании монографии «Красный блицкриг», а данные одного из ее авторов, Януша Магнуского, о потерях советских танковых войск в Польше в 1939 году были использованы известным исследователем истории развития и применения бронетанковой техники И. П. Шмелевым в статье о бронетанковых войсках Польши, выход в свет которой, так же как и упомянутой выше статьи В. Р. Котельникова, был приурочен к 60-летию начала Второй мировой войны [1009].