Геродот - История Древней Греции

67. Что касается эллинов, которые были на стороне царя, то все они сражались неохотно; только беотийцы дрались с афинянами очень упорно. Действительно, те из фиванцев, которые настроены были в пользу мидян, обнаруживали в битве немало усердия и настойчивости, вследствие чего триста знатнейших и храбрейших фиванцев пали здесь от руки афинян. Когда же они оборотили тыл, то бежали в Фивы, но не той дорогой, по которой убегали персы и все полчище прочих союзников (эти вовсе не сражались с врагом и ничего не совершили). Для меня ясно, что всю силу варваров составляли персы, так как и теперь союзники бежали еще до схватки с неприятелем потому только, что видели бегство персов.

68. Таким образом, бежали все варвары, за исключением конницы, особенно беотийской; она была весьма полезна для бегущих, потому что все время держалась очень близко к неприятелю и отделяла своих бегущих от преследователей.

69. Победители следовали за воинами Ксеркса, гнали их и убивали. В то время, как началось бегство, прочим эллинам, расположенным подле храма Геры и не участвовавшим в деле, дано было знать, что сражение началось и что воины Павсания одержали победу. При этом известии эллины двинулись в полнейшем беспорядке, причем коринфяне и ближайшие к ним воины направились у подножья горы по холмам, по дороге, ведущей вверх прямо к храму Деметры; мегарцы, флиунтцы и ближайшие к ним эллины направились по самой гладкой дороге через равнину. Когда мегарцы и флиунтцы приблизились к неприятелю, фиванская конница, завидевшая издали, как они неслись без всякого порядка, устремилась на них с начальником своим Асоподором, сыном Тимандра, напала и положила на месте шестьсот человек, остальных преследовала и гнала вплоть до Киферона. Так погибли они, и никто не обратил на это внимания.

Деметра и Метанира. Краснофигурная вазопись. Ок. 340 г. до н. э.

70. Между тем персы и остальные полчища укрылись за деревянной стеной и, прежде чем явились сюда лакедемоняне, успели уже взобраться на башни, и взобравшись, оградили стену как только могли. Когда подошли афиняне, то между ними и персами завязался ожесточенный бой подле стены. Пока афинян не было, персы отражали лакедемонян и значительно превосходили их, потому что лакедемоняне не умели осаждать стен; с прибытием же афинян возгорелась около стены жестокая и продолжительная битва. Наконец благодаря мужеству и стойкости афиняне подошли к самой стене и проломили ее, тогда в этом месте эллины ворвались в укрепление. Тегейцы первые вошли в укрепление, они же расхитили палатку Мардония и взяли из нее в числе различных предметов ясли для его лошадей, сделанные целиком из меди и замечательные на вид. Эти ясли Мардония тегейцы пожертвовали в храм Афины Алеи, а все остальное, что забрали там, они снесли в одно общее место для эллинов. Когда стена упала, варвары не собирались больше толпами и не думали об отражении врага, но метались в страхе, и многие десятки тысяч народа теснились на небольшом пространстве. Эллинам убивать было легко, так что из трехсот тысяч войска – без тех сорока, с которыми бежал Артабаз, – не осталось в живых даже трех тысяч. Лакедемонян, вышедших из Спарты, убито было в этом сражении всего девяносто один человек, тегейцев – шестнадцать, а афинян – пятьдесят два.

71. Из варваров храбростью отличались пехота персов, конница саков, а из отдельных воинов называют Мардония; из эллинов храбростью отличились больше всех лакедемоняне, хотя и тегейцы и афиняне сражались также храбро. Я могу это заключить из того только обстоятельства, так как все они побеждали своих противников, что лакедемоняне сражались с более сильной частью войска и одолели ее. По нашему мнению, больше всех отличился тот Аристодем, единственный из трехсот воинов, который сдался в Фермопилах и за то подвергся позору и бесчестию; за ним по храбрости следовали Посидоний, Филокион и спартанец Амомфарет. Впрочем, когда шла речь о том, кто из эллинов был храбрее всех, присутствовавшие здесь лакедемоняне высказали мнение, что Аристодем очевидно искал смерти вследствие тяготевшей на нем вины, что он в слепой ярости покинул свой пост и совершил славное дело. Посидоний же был мужественным не из жажды смерти, поэтому он и доблестнее первого. Однако так они могли решить и по зависти. Названные мной личности из числа павших в этой битве были награждены почестями, кроме Аристодема, который искал смерти под тяжестью позора, о котором сказано выше. Это были наиболее прославившиеся из воинов, которые сражались под Платеями.

72. Калликрат же кончил жизнь не в сражении. В лагере это был красивейший человек своего времени не только из лакедемонян, но вообще из всех эллинов. В то время, как Павсаний совершал жертву, Калликрат спокойно сидел на своем месте в строю и был ранен стрелой в бок. И вот, когда прочие сражались, он в тяжелой борьбе со смертью сказал платейцу Аримнесту: не о том он жалеет, что умирает за Элладу, но о том, что не участвовал в бою и при всем желании не совершил ничего достойного.

73. Говорят, из афинян наибольше отличился сын Евтихида Софан, уроженец деревни Декелеи, из числа тех декелейцев, которые, как рассказывают сами афиняне, совершили некогда дело, полезное для них на все времена. Именно, когда в старину Тиндариды с многочисленным войском вторглись в Аттику для того, чтобы взять Елену обратно, и, не зная, где она скрывается, изгоняли население из деревень, тогда, по рассказу одних, декелейцы, а по словам других, сам Декел, будучи оскорблен насилием Тесея и опасаясь за всю Аттическую землю, рассказал им все, как было, и проводил до Афин, которые предал Тиндаридам туземец Титак. За это дело декелейцы пользуются в Спарте (вплоть до настоящего времени) свободой от податей и правом на почетное место. Даже во время войны, которая возникла между афинянами и пелопоннесцами много лет спустя, лакедемоняне, опустошив остальную Аттику, пощадили Декелею.

74. Из этой-то деревни и происходил Софан, отличившийся в то время среди афинян, о чем существуют два рассказа. По одному из них, Софан носил железный якорь, прикрепленный медной цепочкой к поясу панциря. Всякий раз, когда приближался к неприятелю, он бросал этот якорь с тем, чтобы неприятели при наступлении на него не могли сдвинуть его с места; на случай же бегства врагов он решал, что поднимет якорь и пустится в погоню. Так гласит это предание. По другому рассказу, не согласному с первым, Софан носил знак якоря на щите, который у него всегда вращался, никогда не оставался неподвижным, а вовсе не железный якорь, прикрепленный к панцирю.