Михаил Ивановский - Вчера, сегодня, завтра

Оленеводческие народы, живущие на севере Советского Союза, начинали год в апреле, когда у оленей появлялся приплод. Русские же люди вели сложное сельское хозяйство, но его основу составляло хлебопашество, и год у них начинался с первых выходов в поле, а пахать и сеять на Руси приступали в месяц сухий, то есть в марте.

Таким образом, можно считать установленным, что начало русского года приходилось на март. Но когда именно наступал новый год — 1 марта или в равноденствие — 21 марта, или, может быть, в какой-либо иной день?

В поисках первого дня нового года историки обнаружили в летописях нечто удивительное, чего не встречалось у других народов.

Вот есть такая запись о пожаре церкви св. Софии.

«В лето 6553 сгоря святая София в суботу по заутрени в час 3 месяца марта 15».

Вычтя 5509 из 6553, мы должны получить номер года по нашему счету. Это оказывается 1044 годом. Но сверившись с календарным справочником, мы, к своему удивлению, найдем, что в этот год 15 марта приходилось не на субботу, как сказано в летописи, а на пятницу. На субботу же 15 марта приходилось не в 1044, а в следующем, то есть в 1045 году! Однако, если с этим согласиться, то тогда летописец должен был бы записать в летописи 6554-й, а не 6553-й год! Неужели он ошибся?

Конечно, ошибка возможна. Но возможно еще и другое объяснение такого расхождения. В самом деле, все объяснялось бы совсем просто, если предположить, что в то время, когда составлялась летопись, начало года считалось не 1 января, как сейчас, а позднее, в один из дней после 15 марта. Тогда летописец был бы совершенно прав, считая день 15 марта не по-новому, то есть 6554 году, так как он ведь еще не наступил, а по старому году, то есть по 6553-му.

В другой записи есть прямое указание на день начала года: «В лето 6645 настанущю 7 марта…»

Таких разноречивых сведений в летописях довольно много. И в результате исследований историки пришли к заключению, что год на Руси в древности начинался в разные дни. Он мог наступить в конце февраля, в марте и в начале апреля, в зависимости от времени весеннего новолуния или полнолуния.

Начало года было связано с Луной. Появление тонкого лунного серпика весной сообщало людям начало и первой недели, и первого месяца, и нового года. Понятно, почему русским не нужны были сложные астрономические сооружения, — небесный календарь давал им сигнал о начале года.

Но вести лунный календарь так, чтобы он не расходился со временем солнечного года — дело довольно сложное. Лунный месяц содержит чуть более 29 с половиной суток.

12 лунных месяцев длятся 354 дня, а солнечный год, как пишет Нестор: «дний бо есть от года до года 300 и 60 и 5».

Лунный год короче солнечного более чем на 11 суток. И солнечный год содержит в себе не целое число лунных месяцев, а дробное. Поэтому люди, пользовавшиеся фазами луны как календарем, в своем счете времени неизбежно должны были опережать солнечный календарь. В первый год разница составит 11 суток, во второй — 22 дня, в третий — 33, на четвертый — 45, так как четвертый год високосный, и так далее.

В результате такого расхождения календарей через каких-нибудь 16 лет зимние месяцы передвинутся на лето, летние — на зиму. Летние праздники придется справлять в буран и вьюгу, а зимние — в жару.

Было бы еще полбеды, если бы это привело только к тому, что на Купалу не удалось бы искупаться, а на святках— покататься со снежных гор. Но дело в том, что праздники на Руси были неразрывно связаны с торжищами— ярмарками; сдвинутся праздники — сдвинутся и торжища. Представьте себе, что день торжища переместился в сезон весенней распутицы или пришелся на месяц грудень, когда по дорогам ни пройти, ни проехать и на ярмарку не попасть.

Магазинов тогда не было. Всё покупали на базарах.

На ярмарках запасались всем необходимым до следующей ярмарки, и, если торжище из-за распутицы не состоялось, — хозяйственная жизнь большого округа, может быть, целого княжества, была бы нарушена. Ремесленники остались бы без хлеба, без сырья и нового инструмента, крестьяне— без соли и городских изделий, купцы — с грудами нераспроданных товаров.

Положение складывалось нетерпимое, и оно угрожало всем древним народам, которые пользовались лунно-солнечным календарем. Надо было как-то обезопасить жизнь от последствий календарной неурядицы, возникающей из-за несоизмеримости лунного месяца и солнечного года.

История сохранила примеры того, как выходили из затруднительного положения другие народы.

Вавилонский царь Хаммураби, который правил Вавилоном четыре тысячи лет назад, издал такой приказ:

«Так говорит Хаммураби: год имеет отклонение! Пусть же месяц, который ныне начинается, будет записан как второй элул». (Элул примерно соответствует нашему июлю.) «Вместо того, чтобы подать попадала в Вавилон на 25 день месяца тишри (август), пусть поступит она на 25 день второго элула».

Иначе говоря, Хаммураби повелел вставить в конец года добавочный месяц — второй элул. Этим вавилонский царь выравнял счет месяцев и согласовал лунные месяцы с годом.

У других народов, даже более культурных, чем вавилоняне, например у греков, лунно-солнечный календарь также «хромал».

Неурядицы в греческом лунно-солнечном календаре высмеял афинский драматург Аристофан в комедии «Облака», поставленной на сцене в 423 году до начала нашего летосчисления. Примерно за год до этого в Греции из-за путаницы в календаре были передвинуты все праздники.

Аристофан в своей комедии устами «облаков» рассказал о том, как боги, спустившись на землю, не нашли ожидаемых приношений, потому что праздники были передвинуты.

Облака говорили:

Десять лет спустя после постановки комедии «Облака», в Афинах произошло событие, взволновавшее и обрадовавшее всю Грецию. Астроном Метон нашел способ согласовать месяцы и годы. Он сосчитал, что 235 лунных месяцев почти в точности равны 19 солнечным годам. Если иметь 12 лет по 12 месяцев и 7 лет по 13 месяцев, то неполадки в календаре станут почти незаметными.

Заявление Метона о его открытии греки приняли более радостно, чем известие о какой-либо славной победе. В Афинах устроили праздник, и люди радовались, как дети, получившие неожиданный подарок. Когда Метон пришел на место олимпийских игр — приостановились все соревнования. Его приветствовали, как величайшего героя. Девушки засыпали астронома цветами, и он шел к трибунам по сплошному ковру из роз.