Евгений Горбунов - Восточный рубеж

Итоги репрессий подтвердили и сами монгольские историки. В августе 1989 г. на конференции „круглого стола“, организованной в Институте военной истории, генерал-лейтенант Цурэвдорж Чойндонгийн говорил о массовых репрессиях, организованных Чойбалсаном: „Тогда были необоснованно репрессированы сотни и тысячи людей, в том числе многие кадры военных. Достаточно сказать, что в 1937–1939 гг. было репрессировано около 80 % командного и политического состава МИРА. Это были в основном те люди, которые принимали непосредственное участие в революционных боях 20-х годов, имевшие богатый боевой опыт, окончившие военные академии и училища в СССР“. Генерал привёл только один пример: „Из 78 человек высшего командного состава, имевших воинское звание „комбриг“ и выше, равное нынешнему генеральскому званию, были репрессированы 66 человек. В результате этого в начале халхингольских боёв дивизиями и полками командовали вчерашние выпускники училищ или люди, не имевшие военного образования, а подразделениями — офицеры, выдвинутые из солдат и сержантов“ (7).

В Монголии в миниатюре повторилось всё то, что было во время репрессий в РККА. Конечно, цифра в 66 человек высшего командного состава была небольшой по советским меркам. Но для армии численностью всего в 20 тысяч человек она была огромной.

Советская военная разведка (Разведупр) прославилась ещё в первой половине 1920-х своими диверсионными действиями на польской территории. „Партизанские“ отряды, переправлявшиеся через границу, действовали на территории соседней Польши, в районах Западной Белоруссии и Западной Украины, захваченных поляками в 1920 г. Несколько лет, с 1921 по 1924 год, на этих землях гремели выстрелы и взрывы, проводились нападения на железнодорожные поезда, полицейские участки, усадьбы польских помещиков. Нападали иногда и на тюрьмы, освобождая политических заключённых. „Партизан“ не смущало то, что война уже кончилась, что между двумя государствами были установлены нормальные дипломатические отношения, а в Москве и в Варшаве сидели послы обеих государств. После очередного нападения отряды „партизан“, часто переодетые в польскую военную форму, уходили от эскадронов польских улан на советскую территорию, где зализывали раны, отдыхали, пополняли запасы оружия и вновь при помощи советских пограничников переходили на польскую сторону, продолжая свою необъявленную войну.

В одну из февральских ночей 1925 г. отряд „партизан“, одетых в польскую военную форму, по ошибке напал на советскую погранзаставу у местечка Ямполь. В Москве, не разобравшись в чём дело, обвинили поляков в вооружённом нападении. Разгорелся международный скандал, о котором много писала польская пресса. Политбюро рассмотрело вопрос о деятельности Разведупра и по предложению Дзержинского приняло решение: „активную разведку во всех её формах и видах на территории сопредельных стран прекратить“. Но в начале 1930-х, когда отношения между Польшей и Японией приняли дружеские формы, польская дефензива (контрразведка) поделилась с японской разведкой той информацией, которой она располагала. Это касалось и советской агентуры в Польше, и активной разведки Разведупра. В Токио идею „активки“ признали заслуживающей внимания и решили попробовать эту форму деятельности в Маньчжурии. Граница с Советским Союзом была рядом по Амуру и Уссури, а человеческого материала, пригодного для активной диверсионной деятельности, в Маньчжурии было достаточно: масса беженцев, пришедших туда после Гражданской, забайкальские, амурские и уссурийские казаки, потерявшие в России всё и ушедшие в Маньчжурию с атаманом Семёновым. Подрастало и молодое поколение эмигрантов, не знавшее Родины.

Людей, озлобленных на советскую власть, отнявшую у них всё, было достаточно. И в середине 1930-х в штабе Квантунской армии решили приступить к формированию диверсионных отрядов из русских эмигрантов. В 1934 г. японская военная миссия в Харбине решила объединить все белогвардейские организации для установления централизованного руководства над их деятельностью, направленной против СССР. В том же году было создано бюро по делам русской эмиграции, в котором были объединены все белоэмигрантские организации в Маньчжурии. Бюро подчинялось японской военной миссии в Харбине. Через это бюро в Харбине и его подотделы в других городах японская разведка вербовала белоэмигрантов для диверсионной деятельности на территории Советского Союза.

По предложению Судзуки, офицера японской разведки из Харбинской военной миссии, в 1936 г. из числа членов Союза русских фашистов был сформирован специальный отряд. Вооружённый и оснащённый японской разведкой, под командованием Матвея Маслакова, помощника руководителя Российского фашистского союза Родзаевского, этот отряд был осенью того же года тайно переправлен через Амур на советскую территорию для террористической и диверсионной деятельности, а также для устройства фашистских организаций.

Для привлечения белоэмигрантской молодёжи к активной разведывательной и диверсионной деятельности против Советского Союза японские власти совместно с правительством Маньчжоу-Го приняли закон о всеобщей воинской повинности для русской эмиграции, как одной из народностей коренного населения Маньчжурии. Закон был принят на основе плана, разработанного японским полковником Макото Асано. В мае 1938-го японская военная миссия в Харбине создала специальную школу для подготовки диверсионных и разведывательных кадров из числа местной белоэмигрантской молодёжи. Школа была названа „отрядом Асано“. В дальнейшем по типу этого отряда был создан ряд новых отрядов, которые являлись его филиалами и дислоцировались в различных пунктах Маньчжурии.

В Советском Союзе тоже хорошо помнили „активку“ середины 1920-х. Но если в начале 1930-х ведение активной разведки на западных границах против Польши и Румынии было невозможно в силу ряда причин международного характера, то на Востоке для нашей разведки было полное раздолье — огромная граница в тысячи километров с удобными местами для переправ на ту сторону, через Амур и Уссури. Местное партизанское движение на территории „независимого“ государства Маньчжоу-Го, которое мы никогда не признавали. Китайские партизанские отряды, прижатые японскими войсками к нашим границам, переправлялись на советскую территорию, отдыхали там, получали медицинскую помощь, оснащались вооружением и боеприпасами, радиосвязью, снабжались деньгами. И, что было не менее важно, командиры партизанских отрядов получали инструктаж и руководящие указания для дальнейшей боевой деятельности на маньчжурской территории.