Николай Платошкин - История Мексиканской революции. Истоки и победа. 1810–1917 гг.Том I

Примерно в двух днях пути от Агуаскальентеса стояла основная масса «Северной дивизии» численностью около 40 тысяч человек. Еще 15 тысяч находились на расстоянии двухчасового перехода от города. [381]Однако в самом Агуаскальентесе располагался гарнизон сторонников Каррансы, а генерал Пабло Гонсалес держался наготове и тоже мог быстро привести свои войска.

Второй группой Конвента были сторонники Каррансы, в основном генералы (или их представители) из Северо-Восточной армии Пабло Гонсалеса. Сам Гонсалес на съезд не приехал, но наряду с Мануэлем Дьегесом имел среди членов группы наибольший авторитет. Эти люди ставили себе единственную цель – сохранить для Каррансы власть, так как политическая карьера большинства из них была уже неразрывно связана с судьбой «верховного главнокомандующего».

Самой многочисленной фракцией съезда оказалась «миротворческая хунта», в основном состоявшая из офицеров Северо-западной армии Обрегона. Они, будучи в массе своей убежденными реформаторами, не доверяли Каррансе, потому что тот был слишком консервативен и не горел желанием провести в Мексике социальные преобразования. Вилью же Обрегон после своих приключений в Чиуауа и его приверженцы считали неуравновешенным тираном. Задачей этой фракции было одновременное отстранение от власти обоих соперников. В этом случае сторонники Обрегона получали все шансы на то, что их представитель станет новым президентом Мексики.

С точки зрения политической тактики именно группа Обрегона диктовала ход работы Конвента. Началось все с того, что генерал Вильяреаль (радикальный реформатор, которого уважали и многие вильисты) был избран председателем съезда. Уже в своей вступительной речи он пообещал проведение аграрной реформы и отмену принудительного труда пеонов. Но сердцевиной выступления Вильяреаля было предложение Вилье и Каррансе забыть свои политические амбиции и уйти в отставку во имя мира и спокойствия в стране. Обрегон предложил провести специальную церемонию: все участники Конвента в знак обязательства неукоснительно выполнить все принятые на нем решения должны были расписаться на национальном флаге. 17 октября для участия в этой церемонии прибыл Вилья. На предложение занять место в президиуме он скромно и нехотя согласился, подчеркнув, что для него («бескультурного человека») большая честь сидеть рядом с самыми образованными людьми страны. [382]Командир «Северной дивизии» торжественно пообещал, что подчинится любому решению Конвента относительно своей судьбы. Зал встретил Вилью бурными аплодисментами, и популярность его еще больше возросла после того, как он демонстративно обнял Обрегона.

Последний понимал, что половина его стратегической задачи решена. Но если Вилья признавал право Конвента принимать любые решения о будущих судьбах страны, то Карранса думал на сей счет совсем иначе. Опытный тактик, он полагал, что Конвент должен лишь добиться примирения между отдельными группами революционеров на местах, например в Соноре, вопрос же власти в Мексике это собрание решать неправомочно. Однако пока Карранса хранил молчание, а Обрегон почти каждый день сообщал ему об обстановке на съезде.

Участники Конвента быстро и единогласно приняли решение о немедленном прекращении всех враждебных действий отдельных групп революционеров друг против друга. Все войсковые части в стране должны были оставаться на своих местах. Но в Соноре это решение Конвента проигнорировали обе стороны. Майторена назвал Хилла бандитом и поклялся выдавить его из Соноры любыми средствами. В Дуранго продолжались столкновения между братьями Арриета и отрядами Вильи.

По предложению делегации «Северной дивизии» Конвент пригласил представителей Сапаты принять участие в съезде. Главой делегации, которая отправилась в Морелос, был утвержден Фелипе Анхелес. Всего два года тому назад Анхелес командовал федеральными частями, воевавшими против партизан Сапаты. Но 22 октября командующий освободительной армией Юга встретил Анхелеса с воинскими почестями и не скрывал своей радости. Он подчеркнул, что Анхелес был единственным генералом, который старался вести войну гуманными методами. Также Сапату обрадовало, что вместе с Анхелесом приехал признанный крестьянский вождь севера Мексики Каликсто Контрерас. И Анхелесу, и Контрерасу он доверял. [383]

Однако в отношении самого Конвента у Сапаты были серьезные сомнения. Он прекрасно сознавал, что близкие ему по духу вильисты не имеют там большинства. Обрегону же Сапата не доверял, помня условия его перемирия с федеральной армией в августе. Но и отказать Анхелесу крестьянский лидер не смог. Он быстро присвоил воинские звания наиболее красноречивым из своих советников-интеллектуалов, и 29 из них отправились в Агуаскальентес. (Партизанские командиры Сапаты были неграмотными или малограмотными людьми, и он опасался, что сторонники Обрегона и Каррансы обведут этих неискушенных в политике людей вокруг пальца.) Однако посланцы Сапаты имели статус наблюдателей, а вопрос об участии в Конвенте в качестве по-настоящему полномочной делегации должны были решить, определившись на месте.

Чтобы подчеркнуть свои политические предпочтения, делегация сапатистов сначала направилась в штаб-квартиру Вильи и только потом приехала на Конвент. В своем выступлении на съезде глава делегации Сапаты журналист Паулино Мартинес расставил все точки над «i»: «Истинными представителями революции являются генерал Эмилиано Сапата с его силами на юге и генерал Франсиско Вилья со своими людьми на севере». Учитывая неопределенность статуса южной делегации, ей разрешили принимать участие в дискуссиях, но запретили голосовать. Тем не менее после прибытия сапатистов все дискуссии по социально-политическим и экономическим вопросам шли практически под их диктовку. Во многом это объясняется тактикой Обрегона, который был готов поддержать любые обещания реформ, лишь бы получить в свои руки реальную власть. Вильисты также поддерживали сапатистов по всем основным вопросам, так как и они не возражали против земельной реформы и коренной чистки государственного механизма. Поэтому неудивительно, что Конвент, на котором все же преобладали сторонники Каррансы, одобрил «в принципе» «план Айялы».

Впечатление от сапатистов, прибывших в Агуаскальентес 26 октября и пользовавшихся на съезде большим авторитетом, едва не испортил входивший в состав делегации анархист Сото-и-Гама, тот самый, который работал в «Доме рабочих мира» до закрытия его Уэртой. Чтобы подчеркнуть свои нигилистские воззрения на государство, Сото-и-Гама назвал мексиканский национальный флаг «выцветшей тряпкой с изображением птицы и ее добычи» (на флаге Мексики красуется орел, держащий в когтях змею). [384]Конвент зароптал, а председательствующий Вильяреаль, который и сам был не прочь занять пост президента Мексики, потребовал проявлять уважение к национальному символу. Некоторые делегаты направили на Сото-и-Гаму стволы своих пистолетов. Тот не испугался, но все же сменил тему и описал преимущества «плана Айялы». После этого с места вскочил вильистский делегат Гонсалес Гарса и воскликнул: «Северная дивизия принимает «план Айялы» как свой собственный!»