Михаил Серяков - Великий закон славян

Интересно проследить дальнейшее развитие этого термина во времени. Августин, сохранивший в своем творчестве часть античного наследия, но вместе с тем активно развивавший противоположную ему христианскую догматику, ставит добродетель – Virtus на четвертое место из семи ступеней восхождения души к Богу, согласно разработанной им концепции. По мнению Августина, virtus человека служит условием самоосознания своей души, отделяющей себя от телесно-чувственного и тем самым готовит душу к созерцанию божественной истины. Тем не менее, во время Средневековья особой популярностью данный термин не пользуется. Положение начинает меняться в эпоху Возрождения, когда понятие virtus оказалось напрямую связано как с проблемой теозиса, Богопознания, так и с проблемой самопознания. Так, например, Николай Кузанский, выдающийся философ XV в., осмыслял бога в первую очередь как художника, творца. Исходя из этой установки и саму жизнь он понимает прежде всего как деятельность и категорически отрицает «чистое» созерцание. Соответственно, на первый план выдвигается проблема virtu человека. «Учение Николая Кузанского об индивидууме как силе, творчески реализующей свою сущность, – подытоживает П.М. Бицилли воззрения этого мыслителя, – не что иное, как философское выражение господствующей в сознании уже раннего Возрождения идеи virtu . Раскрывая философски эту идею, Николай Кузанский тем самым подготовил почву для самых грандиозных умственных дерзаний Ренессанса. То, что саморазвитие личности, ее следование своей „virtu“ приводит ее к пределу, означает, что для личности открываются бесконечные переспективы. Потенциально индивидуум есть все . Микрокосм по-своему отражает в себе весь макрокосм. (…) Путь к богопознанию ведет через деятельность, через творческое осуществление личностью своей „virtu“ и своей „идеи“» [345].

Становится понятным, почему именно в эпоху Возрождения от интересующего нас термина образовываются такие понятия, как «виртуозность», «виртуоз» (т. е. «человек-художник», творчески реализующий свое virtú), проникающие почти во все европейские языки. С окончанием эпохи Ренессанса, этого возвращения к бесценному наследию античной культуры, интересующий нас термин опять теряет свою актуальность для европейского сознания.

Неожиданный поворот в его понимании наступает в конце XX века в связи с развитием компьютерных технологий. По наиболее распространенной версии, Жарон Ланье, создатель первой фирмы, выпускающей бытовые виртуальные компьютеры, в начале 80-х годов вводит в оборот выражение «виртуальная реальность» для обозначения некой реальности, существующей лишь в момент работы компьютера. Понятие «виртуальные частицы», обозначающие некие частицы, объективно доказать существование которых невозможно, появляется и в современной физике. Понятие «виртуальный», несущее именно подобную смысловую нагрузку, прочно вошло в сферу нынешней масскультуры и активно пропагандируется ею. С.С. Хоружий, осмысливший данный феномен с философских позиций, дает ему следующее определение: «Виртуальная реальность, – недо-выступившее, недо-рожденное бытие, и одновременно – бытие, не имеющее рода, не достигшее „постановки в род“. Это – недород бытия в смысле таксономических категорий, равно как и в смысле порождающего бытийного импульса» [346].

Развивая далее свою мысль, философ предупреждает о той серьезной причине, симптомом которой и является нынешняя виртуальность: «Гипертрофия „виртуалистического мировосприятия“, глобальная трансляция и тиражирование его установок служат, как весьма можно предположить, симптомами энергетического упадка человека и мира – упадка не количественного, а качественного: убыли формостроительной воли и способности» [347]. Перед нами пример извращения значения слова и подмены его исконного смысла на прямо противоположный. Понятию, обозначавшему вселенский закон, высшую и конечную реальность, в наше время пытаются придать смысл недовоплотившейся, т. е. фактически несуществующей реальности, некой компьютерной или научной фикции. Подобное фундаментальное искажение смысла слова, напрямую характеризовавшего в древнеримской культуре одно из наиболее сакральных начал, служит красочной характеристикой современной эпохи духовной деградации, забвения и презрения всех первоначал, которые были священны для наших предков.

Кельтская традиция сохранилась гораздо хуже римской или греческой, однако данные языка свидетельствуют, что понятие о космическом законе существовало и у кельтов. Так, при описании восстания наемников против карфагенян в III в. до н. э. Полибий упоминает вождя галатов Автарита [348], а в более поздние времена, уже после римского завоевания Галлии, в Арденнах засвидетельствован культ Artahe, от имени которого произошло название современного Арде [349]. Наконец, возможно, именно от этого понятия произошло имя короля Артура, самого знаменитого кельтского правителя Британии, которое традиционно выводится от слова «медведь». Не будем забывать, что в средневековом эпосе именно Артур, став верховным правителем Британии, подавил царивший в стране хаос на социальном плане и установил тот справедливый порядок, который впоследствии неоднократно идеализировался в более позднюю эпоху. Поскольку вселенский закон в Индии был тесно связан с образом колесницы, которую индоевропейцы видели в созвездии Большой Медведицы, стоит отметить, что в Англии данное созвездие называлось колесницей короля Артура.

В современном французском языке помимо термина «ритуал», заимствованного всеми европейскими народами из латыни, есть также термины rite – «обряд, ритуал», rotace – «колесообразное», roti – «жаркое» и rotir – «жарить, поджаривать», «жечь», «палить». В английском языке родственными словами можно считать retain – «удерживать», «поддерживать», «сохранять», retribution – «возмездие», «кара», очевидно, right – «право», «справедливость», «выпрямлять», «исправлять», rite – «обряд», «церемония» и rotate – «вращать», «чередовать». В немецком языке ими являются Ritus – «религиозный обряд», Rot – «красный цвет» и, может быть, Ritter – «рыцарь», который первоначально мог восприниматься как защитник мирового закона. Данные термины указывают на существование у основных современных европейских народов представлений о вселенском законе, уничтоженных, вероятно, с принятием христианства.

В силу своей лучшей сохранности больше данных дает скандинавская традиция. В ее мифологии Рати – это название бурава, с помощью которого бог Один добыл себе мед поэзии. Далее, это слово присутствует в первой половине имени белки, бегающей по мировому дереву. Больше в скандинавской мифологии этот корень не встречается, однако в древнеисландском языке зафиксирован глагол retta, инфинитив rita – «устанавливать». Там же встречается и прилагательное rettr – «правильный»; в качестве существительного этот термин означал также «право, закон», хотя те же понятия у скандинавов передавались словом lag (log). М. Стеблин-Каменский, описывая первоначальный быт поселившихся в Исландии скандинавов, сохранивших на этом острове свое традиционное родовое догосударственное устройство, подчеркивает, что для обозначения исландского общества как целого в исландском языке не было никакого другого слова, кроме слова, которое одновременно обозначало и «закон» и «общество», тогда как для обозначения норвежского, шведского или любого другого общества, в котором существовало государство, в исландском языке употреблялось слово, которое одновременно означало и «королевство» или «государство» и «насилие». О том, какое огромное значение придавали исландцы закону в отношениях между свободными людьми, свободными от гнета государства, свидетельствует крылатая фраза из «Саги о Ньяле»: «Ведь закон хранит страну, а беззаконие губит» [350].