Витольд Новодворский - Ливонский поход Ивана Грозного

Свое желание заключить мир Иоанн выразил и через королевского гонца Богдана Проселка, который уехал из Новгорода 23-го ноября [426]. Мало того, царь решил отпустить гонца Лопатинского, для чего приказал привезти его в Москву, куда сам возвратился 29-го декабря. Спустя несколько дней Лопатинский был отпущен, и Иоанн, не дожидаясь возвращения первого своего гонца, отправил к Баторию вместе с Лопатинским второго – дворянина Елизария Ивановича Благово. При отпуске Лопатинскому было сделано от имени царя следующее внушение. Он привез с собою грамоту, в которой «Стефан король как бы с розметом и многие укоризненные слова писал», чем совершил деяние, за которое таких людей везде казнят. Но он, государь христианский, его убогой крови не хочет и «для покою христианского по христианскому обычаю» отпускает его к его королю [427].

Вместе с тем Лопатинскому дано было поручение убеждать литовских вельмож, чтоб они склоняли короля к миру. «И ты говори, – наказывали ему Андрей и Василий Щелкаловы, – паном своим Николаю Юрьевичу, воеводе виленскому, да Остафью Воловичу, Троцкому пану, да Степану Збаражскому, воеводе Троцкому (и иным их милости панов поменяли и Яну Иеронимовичу [428]нечего говорить, он большую смуту межи господарей делает и с своим паны бранит, што бы они Стефана Короля, господаря своего, тым же обычаем умолили, што бы он серцо свое утулил, а по обычаю христианскому с господарем нашим в миру жил, а тую брань обчо против неверное руки поганское обернул» [429].

Через гонца Благово Иоанн по-прежнему заявлял Баторию о своем желании мириться, причем опять увещевал короля прислать великих послов для этой цели к нему в Москву [430].

Этим царь не ограничился. Когда возвратился Лев Стремоухов (3-го февраля) [431]и донес, что Баторий не желает отправлять послов, а прислал через него, Стремоухова, опасную грамоту для московского посольства, Иоанн приказал своим боярам написать новую грамоту к литовским вельможам. В этой грамоте московские бояре припоминали им «милосердие и прихильность» своего государя к ним и ко всей их земле, польской короне и великому княжеству литовскому. Когда после смерти Сигизмунда-Августа Речь Посполитая прислала своего гонца, Федора Зенковича, просить о продолжении перемирия, их государь, как государь христианский, щадя кровь христианскую, скорбя о смерти короля Жигимонта-Августа, и видя, что «христианская рука ущипок приимует, господари христианские изводятся без потомка и бесерменские господари размножаются», внял этой просьбе и приказал соблюдать по всем границам мир, хотя рать у него вся уже была наготове. Такое же расположение к Речи Посполитой государь их оказал после того, как «Бог поручил» ему и он Полоцк взял. По просьбе литовских панов, он далее Полоцка и сам не пошел и рати своей ходить не велел, хотя рати у него были тогда великие.

Теперь необходимо панам радам литовским и им, боярам московским, приводить государей своих к тому, чтобы между ними утвердилось мирное постановление. Но сделать это можно не так, как думают литовские паны. Та «грамота (писали московские бояре), что есте прислали к нам, именуючи опасною грамотою, не по прежнему обычаю прислана, чого николи не бывало, а издавна вам, паном радам и братьи нашей самым в ведоме, что господаря нашего послы и посланники наперед литовских послов не хаживали, а ходили за все литовские послы к господарям нашим, и вы бы, братья наша, новых причин чого николи не бывало, не всчинали». А потому «мы вас, братью свою, панов рад напоминаем для своего и вашего обычая, чтоб нам и вам, братьи нашей, всем с обе стороны, на такие дела смотрели, которые идут к покою христианскому и господаря своего Стефана короля наводили, чтоб господарь ваш с нашим господарем похотел добраго пожитья и послов бы своих ко господарю нашему неомешкаючи слал, по господаря нашего опасной грамоты, которые бы могли доброе дело постановить».

Эта грамота московских бояр была отправлена в Литву с гонцом Грязновым Шубиным [432]в конце февраля [433].

Таким условиям ведения переговоров Стефан Баторий, как победитель, подчиняться не желал. Он принимал московского гонца Елизара Благова в Гродне, куда прибыл по окончании варшавского сейма [434]. С Благовым он послал к Иоанну грамоту, в которой заявлял, что так как Иоанн прежних его послов «с незвыклым и к доброй приязни непригожим постановлением отправил», и Иоанновы послы, которые являлись к нему, «ничего к доброму делу не становили», то вследствие этого посылать ему послов к Иоанну непригоже. Если же Иоанн хочет мира, то пусть он своих послов немедленно к нему присылает. Что касается предложения относительно обмена и выкупа пленных, то пусть в Москве рассудят, годится ли это делать во время войны [435].

Иоанн и после этого не перестал делать попыток отсрочить войну путем дипломатических пересылок, но характер этих сношений изменяется: он понижает сильно тон своих требований и желаний. Вскоре после того как в Москву возвратился Елизар Благово (15-го апреля), царь, посоветовавшись с боярами, отправил к Баторию нового гонца – дворянина Григория Афанасьевича Нащокина (23-го апреля). В грамоте, посланной с этим гонцом, царь жаловался на то, что перемирие со стороны Речи Посполитой не соблюдается: «Воеводы и державцы твои, – писал Иоанн, – чаем без твоего ведома, из Чечерска, из Гомля и из Мстиславля приходячи в наши украйные города, в Стародубский уезд и в Почепской и в Рославской, а из Орши и из Витебска приходя в Смоленской уезд и в Вельской и в Торопецкой и в Луцкой, многое розлитие крови христианской починили многижды воинским обычаем, а в Лиолянской земле нине пришедши, твои люди Матвей Дембинский с товарищами заняли место город Шмылтын и приходячи из Шмылтына твои люди на Псковские места и на Говейские и на Юрьевские, многие места повоевали и разлитие крови христианской починили» [436].

Иоанн опять повторял свое желание, чтобы Баторий присылал к нему послов, но вместе с тем дал Нащокину и такой тайный наказ. Если король, отказавшись отправить от себя посольство, будет готовиться к походу на Украину, тогда Нащокин должен испросить себе у короля частную аудиенцию и объявить, что царь пришлет своих послов, лишь бы только военные действия были приостановлены [437].

Между тем возвратился в Москву (30-го мая) Грязнов-Шубин, который привез с собой ответ панов литовских. Они говорили, что не видят, чтоб из переговоров вышел какой-нибудь прок. В московском государстве задержаны и даже в темницу посажены многие купцы, которые отправились туда ради торговли во время мира; при этом в казну московского государя отобраны их имущества ценностью свыше 200 000 злотых [438].

Нащокин исполнил свое поручение так, как ему было приказано. Так как Баторий и не думал отправлять послов в Москву, то московский гонец, согласно тайному наказу, объявил королю в частной аудиенции, что его государь соглашается прислать к королю своих послов под тем условием, что будет заключено перемирие и король не двинется дальше со своими войсками. «Пусть король ожидает послов в Вильне, так как и его предшественники всегда оказывали ту особую честь великим князьям московским, что послы их выслушивались только в столице или королевства польского, или великого княжества Литовского» [439].