Коллектив авторов - Западная Белоруссия и Западная Украина в 1939-1941 гг.: люди, события, документы

Развитие событий не оправдало надежды советского руководства и выявило неверное направление пропагандистской кампании. Создается впечатление, что советские пропагандисты просто не знали, с какими лозунгами идти к финскому населению и как работать среди него.

По инерции использовался лозунг воссоединения — на этот раз карельского и финского народов — в составе единого финляндского государства, т. н. Финляндской Демократической Республики. Советское руководство, давая установки органам пропаганды, фактически приравняло малочисленных карелов к многомиллионным украинскому и белорусскому народам.

Но явным фаворитом пропагандистской кампании была все же социально- политическая аргументация, именно она вызвала обращение к истории, но к истории недавней. Пресловутый «образ врага» в «Зимней войне» сращивался с врагом в войне гражданской. Элементом пропагандистской кампании становится новообразование «белофинны», которое должно было проассоциироваться у населения СССР, у личного состава РККА, у рабочего класса Финляндии не только с классовым врагом, но и с неизбежностью победы над ним, уничтожением «белогвардейского ада для трудящихся». Авторы советских пропагандистских текстов, не имея возможности называть финнов «единокровным братским народом», апеллировали, по большей части, к классовой солидарности трудового народа, описывая бедственное положение рабочих и крестьян в Финляндии. В негативном свете изображались государственные лидеры, которые довели «своей империалистической политикой до полного истощения свою страну». «Политические картежники», «потерявшие разум», «шуты гороховые из потомства «свиноголовых» — пожалуй, самые мягкие определения, которые давала финским правителям советская пресса. По мнению уже упоминавшегося В. Г. Крысько, листовки, содержавшие прямые оскорбления авторитетных руководителей Финляндии, во время «зимней войны» принесли советской пропаганде большой вред. Премьер-министра Каяндера, например, в них называли «орущим петухом», «извивающейся змеей», «маленьким, жадным хищником, у которого нет зубов». Маршала Карла Густава Маннергейма (1867–1951) клеймили как «кровавого палача финского народа» и «старую сволочь» [496]. В качестве примера красноречив текст советской пропагандистской листовки «Мясник Маннергейм» (рис. 16):

1910: Наемник русского царя Николая Кровавого.

1918: Убийца десятков тысяч рабочих, финский мясник.

1939: Золото, которое Маннергейм добывает из крови финских рабочих и крестьян.

1940: Ставленник богатых английских банкиров, провокатор антисоветской войны.

Рис. 16. Мясник Маннергейм

Однако авторитет Маннергейма в стране был настолько велик, что финские солдаты воспринимали эти оскорбления словно личные.

Советская пропаганда довольно легко справилась с задачей дискредитации политического руководства разгромленной фашистской Германией Польши, чему в большой степени способствовали действия самого польского правительства осенью 1939 г., а также политика польского государства по отношению к украинцам и белорусам Восточных воеводств за предшествующее двадцатилетие. Однако в советско-финскую войну ситуация сложилась совсем иная. В данном случае деятельность пропагандистской машины оказалась крайне неэффективной. Не удалось сформировать у военнослужащих противника негативной установки по отношению к войне. Вплоть до конца военных действий в стране преобладал консенсус о необходимости защиты от агрессора. Не оправдала себя ставка на единство интересов пролетариата всех стран — национальные интересы для финнов оказались в явной прерогативе. Стереотип положительного отношения народа Финляндии к своему политическому руководству так и не удалось сломать. Лозунг освобождения финского народа от «белофинской банды» оказался устаревшим и не актуальным для финнов.

Рис. 17. Финская агитационная листовка

Рис. 18. Финская агитационная листовка

В условиях тяжелой ситуации, сложившейся на финском фронте в начале 1940 г., пришлось перестраивать пропагандистскую работу в самой РККА, об «освободительной миссии» которой говорить уже не приходилось. Высокий боевой дух финской армии не шел ни в какое сравнение с боевым духом отступающего почти без сопротивления в сентябре 1939 г. Войска Польского.

Руководство Политического управления Красной армии было вынуждено перестраиваться «на ходу». 4 февраля 1940 г. в действующую армию была направлена директива ПУ РККА за № 29 «О задачах агитационно-пропагандистской работы в связи с финляндской войной». В директиве утверждалось следующее: вместо повседневного разъяснения личному составу, что основной задачей в этой войне является обеспечение безопасности северо-западных границ СССР и Ленинграда, некие (естественно, не названные) «комиссары, политработники, пропагандисты и агитаторы», а так же армейская и дивизионная печать либо вовсе умалчивали об этом, либо выдвигали на первый план вопрос об интернациональных обязанностях Красной армии и «о помощи финскому народу в его борьбе против гнета помещиков и капиталистов». В директиве утверждалось, что действующие в таком духе «схематично, по-книжному решают вопросы политического воспитания масс, отрываются от конкретной обстановки» [497]. Справедливости ради заметим, что финская контрпропаганда отдавала себе отчет в важности должности политического работника в РККА и роли политруков в «политическом воспитании масс», поэтому либо стремилась дискредитировать их в глазах рядовых служащих РККА (рис. 17), либо призывала к их физической ликвидации (рис. 18).

В целом, советскую пропагандистскую кампанию осени 1939 г. можно признать успешной. Ее положительно восприняла армия, гражданское население СССР и население Западной Украины и Западной Белоруссии.

Несмотря на отсутствие опыта у советских органов спецпропаганды, проводимые ими мероприятия соответствовали правилам ведения психологической войны, и в этой военной кампании они выиграли борьбу за психологию народных масс. Тем не менее, советские органы пропаганды пришли к успеху далеко не сразу. В сложнейших предвоенных и военных условиях было совершено достаточно ошибок. Итоги «зимней войны» наглядно продемонстрировали не только недостатки армии (неквалифицированное командование, плохую работу техники в условиях очень холодной зимы и т. д.), но и недостатки пропаганды. Во-первых, практически отсутствовал опыт работы с войсками противника. В «освободительном походе» осени 1939 г. разгромленные армией Вермахта деморализованные польские войска оказались чересчур легкой мишенью, что не подготовило советские органы спецпропаганды к «духу Зимней войны», которым были охвачены финские военнослужащие. Советские информационнопропагандистские материалы отличались декларативностью призывов, схематизмом, ориентированностью в основном на классовое сознание военнослужащих противника. Не принималась во внимание необходимость учитывать реальные настроения солдат противника, особенности их психологии, конкретность аргументов, с которыми необходимо обращаться к представителям разных общественных групп. Во-вторых, ошибочность пропагандистских установок сказалась на боеспособности РККА, бойцы которой не ожидали упорного сопротивления «братьев по классу» и т. д. На практике приходило понимание, что и этот способ ведения войны, войны психологической, подлежит модернизации; эффективность пропаганды определяется, в том числе, и ее умением быстро перестроиться и приспособиться к конкретной обстановке, скорректировать установки, лозунги и формы работы.