Николай Николаев - 500 великих загадок истории

Поскольку я сумею с ним встретиться еще и если в этом будет необходимость, можно поближе с ним познакомиться и составить личное впечатление о его перспективах и настроениях.

Прошу сообщить Ваше мнение, следует ли им заняться».

Эти смердяковские рассуждения о Бунине произвели большое впечатление на советского посла во Франции А. Богомолова. Тем более что он получает и другую официальную справку, больше похожую на инструкцию спецслужб по охмурению непокорного классика. В ней сообщалось, что «по натуре своей Бунин человек слабовольный и легко поддающийся посторонним влияниям. Несомненно, что сейчас по приезде он будет окружен своими близкими друзьями, из которых многие, как писатель Зайцев Б.К. и профессор Михайлов Н.А., занимают политически антисоветские позиции, а некоторые, как писатель Шмелев И.С., – скрытые фашисты. И эти встречи, несомненно, окажут в короткое время свое определенное влияние на Бунина.

Соображение:

Ввиду изложенного, было бы крайне желательным получение Буниным в самом скором времени по приезде, частного письма от А.Е. Богомолова с пожеланием личной встречи, лучше всего с приглашением на завтрак. (Бунин – большой гастроном.)

Такое приглашение в корне парализовало бы все попытки отговорить его от “безумного шага” возвращения на Родину».

Неизвестно, состоялся ли злополучный завтрак, но точку в этой нелепой возне поставил сам Бунин. Он, конечно же, хотел умереть на Родине, конечно, хотел вернуться в Россию; но достаточно было взглянуть на этих людей, пишущих отчеты после каждой встречи с писателем, чтобы понять и почувствовать – возвращаться не надо. Уже через год после упомянутых событий Бунин направил в Москву резкое и раздраженное письмо, где сказал все, что думает, открытым текстом.

Бунин не хотел быть собственностью советских властей и решительно отверг все их неуместные домогательства. «Гастрономический» заговор спецслужб лопнул.

По материалам К. Кедрова, «Известия»

30 августа 1946 г. по приговору Военной коллегии Верховного суда СССР был повешен генерал-лейтенант белой армии атаман Григорий Семенов. Через полвека после казни атамана корреспонденту «Известий » А. Адерехину удалось встретиться с двумя дочерьми Семенова.

Август 1996 г. Скромная, но очень чистая двухкомнатная квартира на 7-м этаже одной из 9-этажек Новороссийска. Две сестры, фотографии за стеклами шкафов, грациозная кошка, старое кресло у выхода на лоджию… В первый день моего визита одна из дочерей атамана Семенова, Елена Григорьевна, к корреспонденту не вышла. И лишь после объяснений сестры о том, что расспрашивающий о прошлом человек вовсе не из НКВД, Елена Григорьевна согласилась участвовать в нашем разговоре…

– Мне здесь, у сестры, хорошо, – говорит, улыбаясь, Елена Григорьевна. Она попала к сестре, возвратившись после лагерей из психбольницы. – Здесь и умирать буду…

Составители Большой советской энциклопедии 1976 г. издания посвятили атаману Семенову и связанным с ним событиям три справочных статьи. Сообщив о том, что Семенову удалось создать Забайкальское контрреволюционное правительство, составители БСЭ констатируют: «Были восстановлены дореволюционные порядки, национализированные предприятия возвращены владельцам…»

Не многим, к примеру, пока известно, что казачий атаман за доблесть в войне 1914 г. был награжден орденом Святого Георгия четвертой степени и золотым оружием, что Григорий Михайлович был не только мужественным воином, но и блестящим мыслителем, доктором философии.

Осенью 1920 г. атаман был вынужден покинуть Забайкалье и до ареста находился в эмиграции. Корея, Китай, Америка, вновь Китай, потом долгие годы в Японии…

– Наша мама, Елена Викторовна Терсицкая, дочь священника, вышла замуж за отца в 1920 г., – рассказывала Татьяна Григорьевна. – Елена родилась в 1921 г. в Порт-Артуре. Брат Михаил родился в следующем году уже в Циндао, Китае. А я родилась в 1928 г., в Йокогаме. Есть и третья сестра, Елизавета, она тоже родилась в Японии в 1929 г.

Было время, когда судьба разбросала детей атамана в разные концы света. Однако в 1945 г., когда арестовали отца, они все уже вновь были рядом.

– Мы с Елизаветой жили на даче отца неподалеку от Дайрена (ныне это китайский порт Далянь. – Авт.), – продолжает Татьяна Григорьевна. – 22 августа 1945 г., мне тогда было всего 17 лет, я взяла детей, одела и повела их гулять. Идем по дороге и вдруг – машина мчится, слышу: «Вот она!» Потом оказалось, что это на меня показал кто-то из советского консульства, а с ним в машине были уже советские военные, к тому времени десант в Дайрене оказался. Автоматчики меня окружили, спрашивают – где ваша дача? Я показала. Прислуга открыла дверь, зашли. Отец в это время был на третьем этаже, работал над книгой. Они зашли – сдайте оружие, отец сдал пистолет. Нормально разговаривали, еще и поужинали вместе с отцом – один майор и какие-то еще. А потом забрали, увезли отца. А в июле 1948 г. в один день арестовали саму Татьяну, ее мужа, Елену и Елизавету. Через Корею на самолете переправили в тюрьму неподалеку от Владивостока.

Особое совещание в Москве дало мне 25 лет лагерей. Мою вину мне так пояснили: если бы мы вас не забрали, то вы бы стали шпионами. И Лене, и Елизавете, и мужу моему – всем по 25 лет дали.

Татьяну и Елизавету отправили отбывать наказание в Тайшет-лаг, в Иркутскую область, а Лену – в Коми… 8 лет Татьяна и Елизавета строили дорогу Абакан – Тайшет. Татьяна Григорьевна была в разных колониях: 09 и 016 – лесоповал, 027 – слюдфабрика. Сестра Елизавета, до ареста игравшая в японском джазе на фортепиано, в лагерях освоила аккордеон, аккомпанировала даже известной певице Лидии Руслановой, тоже отбывавшей в это время срок в ГУЛАГе. Елизавета играла так хорошо, что однажды лагерное начальство решило поощрить ее и перевело, в порядке исключения, на отсидку в ту же колонну и Татьяну.

– Мой муж, конечно, же сидел в другом лагере, – рассказывает Татьяна Григорьевна. – Но однажды нам дали свидание. А потом меня перевели от сестры на «мамскую» колонну. 30 ноября 1955 г. я родила дочь. Почти год до моего освобождения дочь провела в детской зоне. Женщины продолжали работать, а к детям нас водили только в определенные часы, чтобы мы могли их покормить… Но сестре Лене, это мы уже потом узнали, тяжелее всех пришлось. Когда ее посадили в лагерь, сына Гришу отправили в детдом. Через несколько лет Лена не выдержала в лагере и пошла на «запретку», на проволоку. Часовой на вышке дал по ней очередь из автомата. Одна пуля насквозь живот прошила… Заключенный-врач кишки ей обрезал, сшил. Два месяца она лежала еще в лагере, а потом ее отправили в тюремную психушку…