В. Громов - Искусство расследования преступлений

Конев и Ривлина, познакомившиеся и сошедшиеся друг с другом всего за несколько месяцев до описанного случая, — являются представителями различных социальных группировок. Он — пролетарий, происходит из крестьян, по профессии возчик-грузчик, рабочий Транспортного Союза; она — дочь комиссионера, происходит из буржуазно-мещанской семьи, по профессии юрисконсульт. Конев — малокультурный человек, едва начавший усваивать политграмоту; Ривлина — интеллигентная женщина, имеющая высшее образование. Конев — с юных лет нищий, который жил впроголодь и который едва только сбросил с себя грубый рваный костюм, сшитый из мешка, последние годы ютился в бедной каморке и находился в крайне тяжелых материальных условиях; Ривлина, с юных лет не знавшая нужды, занимала в последние годы хорошее помещение во 2-м Доме Советов, где жила со своим мужем, с которым развелась в сентябре 1925 г., уже после знакомства с Коневым, — и материально была достаточно обеспечена заработком, получая кроме того посылки из-за границы.

В своих показаниях, данных как на дознании, так и на предварительном следствии, потерпевшая Ривлина заявляла, что, по ее мнению, Конев изувечил ее, руководясь низменными побуждениями, из мести за то, что она отказала ему в прописке его в занимаемой ею комнате и совместном жительстве и сознавая, что он лишается через это ее материальной поддержки.

Конев, допрошенный при дознании в день происшествия, излагая в общем фактические обстоятельства, касающиеся начала его знакомства с Ривлиной и их совместной жизни, так же, как и Ривлина, — однако, указывал, что за все время связи с Ривлиной он постоянно подвергался с ее стороны всевозможным унижениям: она обзывала его словами: рабочий-мразь, ломовой грузчик, бандит и т. п., что он одно время вынужден был уйти от Ривлиной к своей знакомой Евдокимовой, с которой и зарегистрировался в ЗАГС’е, что, тем не менее, он страстно любил Ривлину, но она таким отношением к нему и после возобновления связи, окончательно расшатала ему нервы. Накануне катастрофы она устроила ему скандал, после которого ночью его стали гнать из Дома Советов, а согласившись потом оставить его ночевать, на утро вновь устроила скандал, стала бить его кулаками по плечам, ругала бандитом, сволочью, негодяем, мерзавцем, после чего он не выдержал и, не помня себя, набросился на Ривлину и причинил ей повреждения лица.

Подтверждая это объяснение и при допросе на предварительном следствии 11 марта, Конев заявлял, что он не помнит момента совершения преступления и бил Ривлину в возбужденном состоянии, причем он совсем не хотел лишить ее глаза, а лишь только хотел ударить. Перочинный нож, которым Конев причинил повреждения Ривлиной, по его словам, находился у него в тот момент случайно, так как он в это время чинил карандаш.

Следствие здесь допустило обычную ошибку, на которую мы отчасти указывали уже в других очерках: считая дело достаточно разъясненным взаимными объяснениями обвиняемого и потерпевшей, следователь ограничился проверкой внешних фактических эпизодов из совместной жизни их, упустив целый ряд существенных моментов дела, освещающих сложную психологию этих двух лиц, сделавшихся жертвой их взаимной страсти.

Как же подошел к этому делу следователь, какие моменты он выяснил и какие выводы сделал из анализа добытых им но делу доказательств?

Установив чрезвычайно поверхностными и краткими показаниями свидетелей факты угроз, которые неоднократно делал Конев Ривлиной о том, что он вырвет ей глаз и отрежет нос, — следователь механически связал эти внешние факты с действительными результатами насилия, произведенного Коневым над Ривлиной утром, 26 февраля, и сделал как бы логический вывод, что в данном случае имело место умышленное, т. е. вполне сознательное, причинение Коневым телесного повреждения Ривлиной, учиненное притом же способом, носящим характер мучений или истязаний и квалифицируемое по 2 ч. 149 ст. УК, карающей лишением свободы не ниже 5 лет со строгой изоляцией.

Обстоятельства, при которых произносились Коневым угрозы, поводы, по которым возникали бурные сцены у Конева с Ривлиной, переживания, которые испытывались Коневым в отдельные моменты столкновений между ним и Ривлиной, не получили при следствии достаточного освещения и проверки.

Казалось бы, что в связи с заявлением Конева о том, что он не помнит самого момента причинения повреждений Ривлиной в виду состояния сильного раздражения, в котором он находился, — перед следствием стояла задача проверить это заявление и поставить вопрос о возможности совершения Коневым преступления в состоянии сильного душевного волнения, о степени вменяемости его в момент совершения преступления.

При этом, естественно, могло иметь огромное значение выяснение вопроса, в каком состоянии находился Конев непосредственно вслед за совершением преступления, что он делал, как он себя вел, что говорил, как реагировал на окружающее и каков был его внешний вид и т. п. Допросами первых очевидцев совершенного преступления эти обстоятельства, однако, следователем не выяснялись, и свидетелям, по-видимому, соответствующих вопросов не ставилось.

Например, в показании пом. зав. 2-м Домом Советов Кузьмина записано только, что когда свидетель зашел в номер Ривлиной, то увидел там Конева и на вопрос, что случилось, Конев ему ответил, что он подрался с Ривлиной.

Между тем, на суде указанный выше свидетель Кузьмин, допрашивавшийся подробно об этом моменте, показал, что у Конева рука была в крови, и он был ужасно взволнован, «он был как сумасшедший», он даже, когда говорил, то «слова как-то мешал», «глаза у Конева были красные, он рвал на себе волосы, плакал».

Далее, о поведении Конева в важнейшие моменты совместной жизни с Ривлиной, о степени его нервной и психической возбудимости свидетели не допрашивались.

Гр-ка Евдокимова, вклинившаяся в жизнь Конева и Ривлиной и пробывшая в браке с Коневым в течение 13 дней, как раз в период нарастания тяжелых переживаний Конева, не была допрошена при следствии в виду отъезда ее из Москвы, и к допросу ее не было принято мер; между тем, естественно, что эта свидетельница, сыгравшая роль третьего лица в романе Конева с Ривлиной, могла дать также ценные сведения о личности обвиняемого и его душевных переживаниях в указанный период.

Наконец, хотя при следствии имелись уже указания свидетелей, что Конев, найдя Ривлину в больнице после аборта, устроил какой-то скандал, кончившийся его истерическим припадком, это обстоятельство осталось непроверенным, и потому осталось неизвестным, что за скандал был в больнице, как вел себя Конев, этот здоровый атлет, который почему-то плакал, как ребенок.