В. Громов - Искусство расследования преступлений

Наконец несколько других высокопоучительных с точки зрения искусства и техники расследования как отрицательных, так и положительных моментов расследования, усиливают интерес к нему криминалиста.

2 июня 1926 г. около 9 1/2 часов вечера, в гор. Астрахани, по ул. Бебеля, дом № 58, в своей квартире был убит двумя выстрелами в упор из револьвера системы «Наган» профессор-гинеколог Филипп Густавович Браун.

Убийца, подъехав на извозчике к парадной квартире Брауна, звонком вызвал прислугу Брауна — свидетельницу Клюеву, проговорил скороговоркой: «экстренно профессора», затем по открытии ему двери быстро прошел в переднюю к вышедшему навстречу ему профессору. Клюева в соседней комнате через открытую дверь слышала лишь фразу профессора: «В чем дело?», а затем сильный выкрик убийцы: «руки вверх», — сопровождавшийся двумя выстрелами. Убийца тотчас же быстро удалился и никто его больше не видал, а профессор после нескольких фраз: «умираю… помогите», — минуты через четыре умер.

Изучение дела, как и всей обстановки преступления, с одной стороны, не дало никаких следов к раскрытию личности убийцы, а с другой, — привело губрозыск к выводу, что в убийстве нет цели грабежа и нет личных врагов, которые сводили бы с проф. Брауном счеты.

Когда вскоре возникло подозрение в убийстве профессора Брауна против Новикова, подкрепленное к тому же через некоторое время сознанием последнего, расследование и концентрировало свое внимание на этой версии.

И в этом и состояла коренная ошибка предварительного расследования. В определении УКК Верхсуда, от 15 января 1929 г. мы находим совершенно четкое указание на эту ошибку:

«…Следствие по делу неизменно шло лишь по одному пути, в пределах одной лишь версии об учинении убийства Новиковым и оставило совершенно неисследованным и два других пути: по линии предстоящей женитьбы профессора Брауна и по линии его финансовых операций в виде отдачи денег в рост…»

Между тем эти иные пути требовали самого тщательного внимания, наравне с версией о виновности Новикова.

В деле имеются указания, что весьма обеспеченный материально покойный проф. Браун пользовался при производстве своих финансовых операций услугами врача К. Поведение последнего в вечер убийства между 10 и 11 часами было настолько необычно, что обратило на себя внимание его двух шапочных знакомых, видевших его в это время во фруктовом магазине.

Правда, предварительное расследование установило алиби К., но оно совершенно не коснулось выяснения причин его столь необычного состояния непосредственно вслед за убийством проф. Брауна.

Другое весьма важное обстоятельство из жизни самого проф. Брауна совершенно не было подвергнуто обследованию.

Друг покойного д-р Мышкин дал наводящее показание о душевном переломе Брауна в последние месяцы его жизни:

«Словом, в душе его что-то как будто сломалось. Временами пытался я навести его на разговор о каких-либо новых знакомых, развлечениях, но получал впечатление нежелания поддерживать разговор, хотя в последние месяцы (конец апреля-май) покойный дал мне полюбоваться на то, что ему пишет какая-то доброжелательница. Бегло прочитал я записку и усвоил, что эта незнакомка удивляется, чем могла увлечь его „она“ (фамилию разобрать я не мог). По указанию же покойного здесь речь идет об А-вой, записка предостерегает его, что человек она нехороший, что он у нее не первый».

В то же время Мышкин показывал, что он от проф. Брауна ничего о студенте Новикове не слыхал.

Между тем, некая гражданка А. К. Куприянова высказала предположение, что застрелил проф. Браун любовник А-вой. Убийство, как выяснилось при следствии, произошло за неделю до предполагавшегося официального брака проф. Браун и А-вой.

Ясно, что подобные указания, имевшиеся при следствии, не должны были остаться без проверки. Даже при наличности сознания Новикова эти обстоятельства не могли быть оставлены без обследования. В особенности же, когда при расследовании собственное признание Новикова стало подвергаться сомнению, как показание, полное противоречий, — необходимо было шире развернуть расследование и подвергнуть проверке другие версии, которые представлялись по ходу дела более или менее вероятными или правдоподобными.

Увлечение «уликами», плывущими самотеком в одну сторону в подобного рода делах, как мы уже видели ранее при изложении других очерков, влекут за собой опасность— стать на ложный путь и не закрепить своевременно ценных доказательственных фактов, которые в дальнейшем могли бы осветить темные и загадочные стороны дела. Так было и в настоящем деле, и в этом заключалась первая ошибка органов расследования. Хотя указанные версии и были впоследствии проверены, но это была уже запоздалая проверка. Время изглаживает события из памяти свидетелей и затирает факты, которые можно установить только по горячим следам.

Центральное место среди доказательственных фактов, легших в основу первого обвинительного приговора, занимает сознание Новикова. Новиков происходит из семьи служителя культа, и осенью 1925 г. был принят в Астраханский медицинский институт. Здесь познакомился он и сошелся с дочерью профессора Брауна, тоже студенткой института — Татьяной Браун. Отец, как это выяснилось уже при начале следствия, относился неприязненно к сближению Татьяны и Новикова.

Профессор Браун вел уединенный образ жизни, — никого, кроме близких приятелей, не принимал, и часы, свободные от приемов, посвящал рисованию и охоте. Будучи популярным в г. Астрахани хирургом-гинекологом, он имел большую практику, благодаря чему скопил значительные средства, которые, ввиду опасения падения валюты, превращал в ценности.

С осени 1925 г. Ф. Г. Браун резко изменил свой образ жизни, в связи с знакомством с кассиршей кино «Модерн» А-вой, и стал по вечерам уходить из дому. С февраля месяца 1926 г. он уже каждый вечер после приема уезжает к А-вой и возвращается домой по утрам.

Как-то в том же месяце Б. Г. Браун, приехав к А-вой, спросил ее, не была ли сегодня в кино дочь его Таня на первом сеансе.

— Нет, она вчера была, а не сегодня, и на последнем сеансе, — ответила А-ва.

— А с кем она была?

— С тем студентом, с которым она всегда бывает.

— Ах, опять этот мерзавец Новиков, ведь я запретил ей бывать вместе с ним, — резко заметил Браун.

Несмотря на запрещение отца, Татьяна Браун, однако, не порывала с Новиковым знакомства, а, наоборот, чаще с ним встречалась, и с начала весны отношения их перешли в интимную связь.

Весной 1926 г. Ф. Г. Браун при поездках на охоту жаловался своему приятелю Петру Захаровичу Петрову на свою дочь, указывая, что она плохо учится и увлекается молодыми людьми.