Юрий Емельянов - Хрущев. От пастуха до секретаря ЦК

Кто мог посоветовать Мехлису обратиться к Хрущеву? Каганович, который несколько месяцев назад помог Хрущеву стать студентом Промакадемии?

Или же сам Сталин? Известно, что Аллилуева, которая училась в Промакадемии в это же время, постоянно сообщала Сталину, о делах в этом высшем учебном заведении. Хрущев вспоминал, что Аллилуева, которая была парторгом академической группы, однажды пришла к нему и сказала: "Я хотела бы с вами согласовать нашу линию, сейчас партийная группа обсуждает такой-то вопрос, как нам правильно записать политическую характеристику момента?" Обсуждение было связано с борьбой с "правыми". Я ответил ей, а сам потом, когда она ушла, думаю: "Она, придя домой, расскажет Сталину, и что он скажет?" Но на следующий день она ничего не сказала, а я ее не спрашивал. Видимо, моя оценка оказалась правильной". Не известно, действительно ли Аллилуева искала у Хрущева советов, как оценить "политическую характеристику момента", или же, по совету Сталина, проверяла его взгляды. Очевидно, что вся политическая деятельность Хрущева в Промакадемии объяснялась прежде всего тем, что Надежда Аллилуева может рассказывать о ней Сталину. Видимо поэтому Хрущев действовал так, чтобы его действия произвели заметное впечатление на первого человека в стране.

Рассказывая о своей встрече с Аллилуевой в Промакадемии, Хрущев вновь обратился к любимому им образу Пини из рассказа Виниченко. Он писал, что в своих беседах с Аллилуевой, он "всегда как бы оглядывался: вот придет домой и расскажет Сталину о моих словах… Избрали меня в Промакадемии секретарем парткома, и почувствовал я себя Пиней. Но ни разу не жалел, что сказал, что сказал Надежде Сергеевне то или что-то другое". Если для Пини назначение старостой группы заключенных, сулило возможность обрести свободу, то назначение секретарем парткома Промакадемии и знакомство с Аллилуевой открывало для Хрущева шанс добиться высокого положения в партии. В то же время сравнение себя с Пиней, означало, что Хрущев в душе был так же далек от политических страстей, как и его любимый герой. Очевидно Хрущеву были безразличны идейно-политические споры между сторонниками Сталина и его противниками, но в силу сложившихся обстоятельств он проявлял рвение в борьбе против сторонников Бухарина и Рыкова.

В Промакадемии трудно было найти слушателя, который с таким бы рвением защищал сталинский курс и разоблачал врагов этого курса. В своих мемуарах Хрущев вспоминал: "Вот Воробьев, бравый такой парень из комсомольцев, так он Сталина только что "Николаем Палкиным" не называл, а вообще-то ругал по-всякому. В нашем понимании это тогда было преступлением. Мы считали, что это – покушение на партию". Хрущев умалчивал в мемуарах о том, что он лично требовал не только исключения Воробьева из Промакадемии, но и отчисления тех, кто мирился с "антипартийными" взглядами Воробьева.

Хрущев постоянно "разоблачал" тайных врагов, "окопавшихся" в Промакадемии. Так он обвинял слушателя Промакадемии Берзина в том, что он вел фракционную деятельность на пошивочной фабрике и что у него брат – бывший белый офицер. Берзин заявил, что это – клевета. Хрущев обвинял другого слушателя Мухитдинова в том, что тот выступал против Сталина. Мухитдинов уверял, что это – ложь. "Разоблачения" Хрущева и скандалы вокруг них были в центре внимания слушателей академии и эхо этих событий доносилось до сталинской квартиры в Кремле.

Не исключено, что И.В.Сталин стал искать дополнительную информацию о слушателе Промакадемии, о котором рассказывала ему жена. Л.М.Каганович вспоминал, что однажды он "рассказал ему о Хрущеве, что он хороший работник, и о троцкистской стезе Хрущева в 1923-1924 годах. Товарищ Сталин спросил: "А как он, изжил эти ошибки?" Я ответил: "Не только изжил, но активно с ними борется". – "Ну тогда, – сказал Сталин, – выдвигать, тем более, что он работник хороший". Был Каганович свидетелем и разговора Сталина с Аллилуевой относительно Хрущева. Сталин спросил: "Надя, это тот Хрущев из Промакадемии, о котором ты мне говорила, как о хорошем работнике?" "Да, – ответила она. – Он хороший работник".

Позже Хрущев смог убедиться в том, что о его деятельности в Промакадемии Надежда Аллилуева подробно информировала Сталина. Во время встреч со Сталиным, особенно в домашней обстановке, тот не раз напоминал Хрущеву о различных эпизодах его борьбы с оппозиционерами в Промакадемии. Хрущев констатировал, что Надежда Аллилуева "по-видимому, представляла меня в хорошем свете как политического деятеля. Поэтому Сталин и узнал меня через нее. А сначала я приписывал свое выдвижение на партийную работу в Москве Кагановичу, потому что Каганович меня очень хорошо знал по Украине… Потом уж я сделал вывод, что, видимо, это выдвижение было предпринято не Кагановичем, а, скорее всего, исходило от Сталина. Это, конечно, импонировало Кагановичу. Наверное, Надежда Сергеевна меня, грубо говоря, расхваливала". Хрущев умалчивал о том, что он сделал все от себя возможное, чтобы обратить на себя внимание супруги Сталина.

Перед тем, как состоялось партийное собрание Промакадемии, на котором Хрущева выбрали делегатом на партконференцию Бауманского района, по словам Кагановича, Хрущева вызвали "на заседание секретариата ЦК, и товарищ Сталин сказал: "Что касается вашего греха в прошлом, то Вы об этом скажете при выборах на конференции, а товарищ Каганович скажет, что ЦК это знает и доверяет товарищу Хрущеву". (Речь шла о "троцкистском уклоне" Хрущева.) Так и было сделано".

Таким образом, учеба в Промакадемии Надежды Аллилуевой одновременно с Хрущевым, явилась для него еще одним удобным случаем, которым постарался воспользоваться. Как и ранее, он использовал это случайное совпадение для собственной карьеры. Однако, если случайная встреча с Кагановичем в 1917 году обеспечила Хрущеву рост по партийной лестнице до уровня заведующего орготдела, то случайная встреча с Аллилуевой в 1929 году в конечном счете вывела Хрущева на самый высокий этаж в партийной иерархии. Правда, Хрущев в своих мемуарах объяснял свой внезапный подъем по ступеням партийной иерархии не этой встречей. Он подводил читателя к выводу, что его стремительный взлет произошел вследствие его личных достоинств.

Став секретарем парторганизации Промакадемии, Н.С.Хрущев проявлял неумеренную активность в борьбе против противников сталинского курса и порой перебирал в своем рвении. 20 ноября 1930 года руководимая Хрущевым парторганизация Промакадемии осудила заявление Бухарина о признании им своих ошибок, как недостаточное. Через пару дней "Правда" более положительно оценила заявление Бухарина. Тогда Хрущев поспешил принять резолюцию, в которой оценка заявления Бухарина была объявлена "ультралевой политической ошибкой".