Александр Лепехин - На Дедиловском направлении. Великая Отечественная война на территории Киреевского района

Предатели готовили списки активистов, коммунистов, комсомольцев, чтобы передать их немцам Пред. Сельсовета Аристов и староста Попов. Если бы ещё немцы чуть-чуть здесь продержались, то на низу у Чайной, немцы собирались ставить виселицы.

До этого, когда шли бои мы спасались, там где сейчас плотина на реке Шивороне, уходили. Семья была многодетная, дети были маленькие. Потом бои затихли, мы вернулись домой и решили всех выгнать а потом уйти. Мы только вошли в дом вдруг, дзинь по окнам, подъехали несколько бронетранспортёров танк, открыли двери дома и нас начали вышвыривать из дома. Сказали, чтобы мы шли в дом напротив, сказали, что его трогать не будем, идите все туда. Дом тот был кирпичный, а пристройка деревянная, крыша соломенная. Мы пошли туда и потащили туда своих раненых. А с ними были наши военнопленные, они стали сразу печку топить, самовар разводить, солому таскать, кур резать, поросят, гусей. В дом, куда мы пришли сошлось много людей. Была одна женщина на последнем месяце беременности. Потом кто-то вышел один и говорит, «Ребят, а мы горим». Мы оттуда начали выпрыгивать, кто в окна, кто, в двери, кто через двор. Получилось так что в доме остались я да наш раненый Афонин и он просил его вытащить, пусть убьют, а так заживо сгорю. Был там дядь Данила, у него одна рука от рождения была сухая, однорукий одним словом. Я в него вцепилась и говорю ему давай вытащим, давай вытащим, а дом вовсю горит, крыша вот-вот рухнет. Ну мы его вытащили. Положили его на плащ палатку и я попросила оттащить его подальше от дома. Дядь Данила вдруг убежал, оказывается в нас немец целился, а он увидел и убежал и мне ничего не сказал. Я его оттащила Афонина, стою около него и под голову ему подушечку подсовываю, и вдруг у меня из подушки перья посыпались, а Афонина из груди вдруг показались внутренности, наш боец глаза раскрыл и готов, я соображаю, что сейчас в меня стрелять будет и я упала на Афонина. Сколько лежала я не знаю. Очнулась вижу по селу скачут конники на белых конях, наши нас освобождали, село уже сгорело. Из дома мы ничего вытащить не смогли, всё сгорело, но у меня был с собой комсомольский билет зашит в одежду, как мы с окопов выходили, так он у меня и остался зашитым в курточке. Когда мой брат подошёл к дому, дом уже горел, а на улице стоял наш самовар и кипятился, видимо немцы его поставили, а чаю попить не успели, мой брат взял его и держит, подлетел немец, ударил его в голову, схватил самовар и бросил его в огонь, потом мы от него только слиток меди нашли. Наши раненые увидели, что немцы расстреливают наших раненых, человек 12–13 поддерживая друг друга пошли задами к Григорию Чекмазову по Котовке, у него там на огороде погреб был и они там спрятались. Один немец это увидел, пошёл туда и бросил туда гранату. Один наш красноармеец его дядя Гриша звали у входа как стоял, так и остался стоять, обхватив руками столб. Потом он их из подвала вытаскивал по одному, все погибли.

В новой школе был сначала наш штаб, а потом немецкий, а потом немецкий госпиталь, раненых туда из-под Тулы привозили, при отступлении они нашу школу взорвали, мы бегали, смотрели. А в деревянной школе был наш госпиталь, с ними были фельдшера мужчины. Когда немцы пришли они ничего не давали нашим раненым и помогать им не разрешали. Наш разведчик пробрался в школу, посмотреть в каких условиях наши раненые находятся, они лежали во всех классах на двух этажах вплотную, а назад его не выпускали, так он выпрыгнул со второго этажа школы и ушёл. Командиром у них был Максимцов Михаил Данилович, он прислал после войны фотографию этого разведчика и письмо. Он написал, что в таких напряжённых боях, которые были под Дедиловым, он в таких боях не участвовал и что он чудом остался в живых.

Мы подростки, особенно девушки, старались одеваться по старчески, в длинные материнские юбки, мазались сапухой. И то я чуть не попала в историю. Черпаю воду в колодце, подошёл немец, достаёт из рюкзака голубой шёлк и предлагает. Нас трое девчонок было. Я взяла этот шёлк и показываю что вас нужно удавить этим материалом, награбленное. А он, партизан, партизан. Нет говорю в нашем доме штаб и офицеры живут и на дом показываю, меня командир за водой послал.

Мой брат Николай Ильич Тихонов, ему тогда было 17 лет. Немецкая кухня был сзади нашего дома, где потом Никита Бессонов жил. Он и ещё несколько человек ребят привлекли немцы работать на кухню, когда их спрашивали имена, они назвались вымышленными именами. Дрова таскать и рубить, котлы мыть. Потом кто-то из ребят бросил в котёл с супом яду, и немецкие офицеры потравились, двое-трое умерли. Был большой переполох, начали искать, имена-то вымышленные, так и не нашли, а ребята ушли в другие деревни к родственникам от греха подальше. Потом когда наши пришли эти ребята все ушли добровольцами в армию.

При отступлении немцы жгли дома и все колодцы были отравлены. Один дом только не сожгли, там был склад артиллерийских снарядов. Когда немцы отступили много немцев по дороге на Жилую погибших лежало. У Жилой стоял подбитый танк, командир танка так в люке и сидел, ему полголовы снесло, так он и остался. Потом когда ребятишки в этот танк залезли, там было много разных вещей гражданских награблено.

Поджигатели не все ушли. Их на той стороне реки на Жиловском поле, видимо на выселки шли. Наша кавалеристы автоматчики в деревне появились, смотрят всё горит, спросили кто это так, а люди говорят, а вот эти сволочи туда пошли, они их догнали и обстреляли из автоматов. Канистры взорвались и некоторые бегали по полю живыми факелами. Один кричал «Раухен, Раухен». Когда наши наступли с Покровки наступали танки и там был танк КВ, которым командовал Лепёхин Илья Сергеевич. Он теперь умер у него много боевых наград. Он жил на горе, а его брат от меня через 2 дома. Это он тот танк подбил. В подбитый танк врезались 2 БТРа и разбились, немцы побежали к реке и их всех тут перебили.

В районе Хрущёвки были сильные бои. Там был такой случай. Наш военнопленный был задействован в обслуге в немецкой части, и он вёл разведку и передавал нашим как то сведения и когда немцев погнали, то он присоединился к нашим войскам.

Весной 42 года, когда снег таял на Покровке у дороги у Жилой вымыло нашего офицера, он только чуть присыпан был, а потом когда убитых собирали их сначала похоронили на Михайловском кладбище, а потом у Кургана. Весной же, как растаял снег, мы собирали и хоронили трупы наших бойцов, которые погибли у д. Криволучье в Машутинском переулке. Их было много. Они пролежали всю зиму и никто не позарился на их полушубки, как погибли они, так и лежали.

Когда моя дочь перешла в 9 класс, мы с ней поехали в Москву покупать пальто. А она мне говорит, мам ты давно хотела в Сталинград, брата своего найти, поехали. Ну мы и поехали в Сталинград. Пошли на Мамаев курган, а там на стенах списки погибших, ну и начали читать эти списки и на 26 знамени она нашла фамилию моего брата Тихонов Михаил Ильич. Мы подошли к начальнику караула и спросили, что мы можем сделать. Он сказал, что можете принести венок, цветы, а где вы остановились, мы только приехали. Он написал нам бронь на гостиницу. Утром сюда приходите. Мы пришли, нам дали 2 деревца, 2 березки и лопату. Сажайте. Номер присвоили. Нас не будет, дети внуки, правнуки. Аллея погибших будет существовать всегда. Нас сфотографировали на фоне кургана и берёзок, а потом фотографии выслали нам на дом. Едем обратно моя дочь мне говорит, видишь какие вы раньше были патриоты, а мы сейчас что ни к чему не готовы. Заканчивает она школу и поступает в Тульский политехнический институт. Два с половиной года проучилась, мне ничего не говоря. Говорит выходи сегодня в 2 часа дня на огород, а зачем? А там увидишь. Ну мы вышли на огород с меньшой дочерью, летит пятёрка самолётов, вдруг один отделяется и над огородом проделал все фигуры высшего пилотажа покачал крыльями и вернулся в строй. Тут уж я поняла кто это. Оказалось, что она год прыгала с парашютом, а потом стала летать на самолёте ЯК-50. Другая дочка заканчивает школу идёт в медучилище.