Коллектив авторов - История России. XX век. Деградация тоталитарного государства и движение к новой России (1953—2008). Том III

Утраты древней русской культуры за послесоветские десятилетия весьма значительны.

Реставрация музейных ценностей России: V триеннале / Каталог выставки. М., 2006.

Российская культура в законодательных и нормативных актах: музейное дело и охрана памятников, 1991–1996. М., 1998.

Сборник нормативных материалов по государственной охране, сохранению, использованию и популяризации объектов культурного наследия (недвижимые памятники) / Под ред. Евстигнеева. Ч. 1. М., 2005.

В июне 1990 г. Патриархом Московским и Всея Руси был избран митрополит Алексий (Ридигер), выходец из Русского Зарубежья, чье детство прошло в независимой Эстонии. Он был интронизирован с именем Алексий II. С начала 1990-х гг. Церковь все более активно участвует в общественно-политической жизни государства. Архиереи и священнослужители избираются народными депутатами Верховного Совета СССР, РСФСР, областных и городских Советов, пока в 1993 г. Священный Синод не запретил клирикам заниматься политической деятельностью и участвовать в избирательных кампаниях. На принятии присяги Президента РСФСР Бориса Ельцина в июне 1991 г. Патриарх Алексий II выступил с напутствием.

Во время государственного переворота и создания ГКЧП Патриарх опубликовал заявление с призывом ко всем чадам Русской Православной Церкви, ко всему народу, к воинству – в столь критический для отечества момент проявить выдержку и не допустить пролития братской крови. В ночь с 20 на 21 августа, когда кровь у Белого дома все-таки пролилась, Патриарх призвал воздержаться от применения оружия под угрозой отлучения от Церкви. После провала ГКЧП, в своем послании 23 августа 1991 г. Патриарх Алексий II написал: « В дни, которые только что довелось пережить нам, кончился Промыслом Божиим период нашей истории, начатый в 1917 г. Отныне уже не может вернуться время, когда одна идеология владела государством и пыталась навязать себя обществу, всем людям. Коммунистическая идеология, как мы убеждены, никогда более уже не будет государственной в России… Россия начинает труд и подвиг исцеления!» Но вслед за этой надеждой и упованием были высказаны и горькие пророческие слова о грядущем распаде единого государства.

После распада СССР некоторые политики новообразованных стран в самом факте существования Московского Патриархата видели «последнюю имперскую структуру» и потому всячески поощряли рост сепаратистских настроений с целью вызвать раскол в церковной среде, получить свою, «независимую от Москвы», национально ориентированную церковь. На Украине автокефалистский раскол возглавил митрополит Киевский Филарет (Денисенко), поддерживаемый украинской властью и незначительной частью украинского епископата. Архиерейский собор РПЦ в 1992 г. лишил митрополита Филарета сана (пять лет спустя, учитывая дальнейшие раскольнические действия Филарета, провозгласившего себя патриархом, Архиерейский собор анафематствовал его).

В сентябре-октябре 1993 г. в условиях нового политического кризиса и конфликта Президента России и Верховного Совета, завершившегося вооруженным восстанием и расстрелом Белого дома, Церковь выступила в качестве гаранта переговоров конфликтующих сторон, проходивших в Даниловом монастыре. Однако стороны тогда не пришли к согласию.

Не сразу, но постепенно, всё более изживая прежнюю риторику вынужденного одобрения любой политической инициативы гражданской власти, формулировала Русская Церковь свое отношение к государству и свою миссию в отношении тех православных народов, которые на протяжении многих веков окормляла. Миссия эта, в условиях утраты государственного единства, заключалась в сохранении единства духовного и канонического, допускавшего значительно бо́льшую свободу церковно-административного управления в отношении частей Церкви, оказавшихся в новоопределившихся государствах (Эстонии, Молдове, Украине и др.).

В 1990-е гг. одновременно с прежде невиданным свободомыслием в обсуждении общественно-политических вопросов, свобода – со всеми ее достоинствами и, одновременно, соблазнами – начинает проникать и во внутрицерковную жизнь. Церковное сообщество поляризуется в своем отношении к церковным традициям и нововведениям. Наряду с политически активной частью духовенства появляются среди клириков и мирян церковные реформаторы, исповедовавшие идеи церковного обновления, возвращения к евангельским и первохристианским идеалам. Другой полюс церковного общества образовали православные фундаменталисты, некоторые из которых отрицали благодатности части епископата РПЦ, обвиняя его в сотрудничестве с «безбожной советской властью», в «ереси экуменизма», масонстве.

Священноначалие Церкви подвергалось критике и со стороны реформаторов, и со стороны ревнителей «древлего благочестия», и со стороны прессы, публиковавшей разоблачительные материалы об «агентах КГБ в рясах» с той же готовностью, с какой прежде публиковала материалы о «церковном мракобесии». Волна деятельных неофитов захлестнула Церковь, привнося свое понимание церковности, часто искаженное, начетническое, экзальтированное. Незнание традиции, исторического и богословского наследия Церкви, радикализм и ригоризм стали неизбежными следствиями массового крещения и массового же вынужденного рукоположения в духовенство лиц, не получивших систематического богословского образования.

Народ после десятилетий государственного атеизма искал духовного утешения, руководства, назидания старчества. Но подлинных духоносных старцев было мало (как и всегда), а на приходах и в монастырях в условиях утраты монашеских и духовнических традиций росло число молодых пастырей, требовавших от пасомых беспрекословного послушания. Подчас, при отсутствии у этих пастырей должного духовного опыта и образования, подобная практика приводила к печальным последствиям, вплоть до психических расстройств. Это явление получило название «младостарчество» и было осуждено Церковью как искажение церковной традиции.

На Архиерейском соборе, проходившем в ноябре-декабре 1994 г. в Москве, обсуждались вопросы внутриприходской жизни (к этому времени численность православных приходов составляла 15 985 при 12 841 священнике и 1402 дьяконах). Церковь беспокоило значительное число вакантных священнических мест при отсутствии достойных и образованных кандидатов в клирики, а также служение в Церкви «различных групп мирян» – братств, сестричеств. Говорилось о полезности деятельности братств и одновременно об опасности «уклонения, как в радикальный консерватизм, так и в чрезмерно реформаторский подход к принципам устроения церковной жизни». Самостоятельность братств представлялась чрезмерной, существовали опасения, что бесконтрольность их деятельности может привести к расколу. После собора в результате ужесточения позиции некоторых правящих архиереев в отношении братств их количество сократилось, часть мирян отошла от активной приходской деятельности. Тем не менее наиболее крупные и деятельные братства, занимавшиеся широкой просветительской, издательской, миссионерской деятельностью, не прекратили своего существования.