Коллектив авторов - История России. XX век. Деградация тоталитарного государства и движение к новой России (1953—2008). Том III

Став главой правительства, Хрущёв начал вольно или невольно ущемлять всевластие партаппарата – прежде всего могущественных секретарей обкомов. В апреле 1960 г. по постановлению Совета Министров СССР директора крупных предприятий и строек начали входить в руководство совнархозов. Это означало, что хозяйственники могли действовать более независимо от обкомов партии. В октябре 1961 г. на XXII съезде КПСС был принят новый Устав партии, предусматривавший систематическое обновление партийных органов. Низшие организации на каждых выборах должны были обновляться наполовину, обкомы и республиканские органы – на треть, а ЦК и его Президиум – на одну четверть. Было записано, что один человек не может быть избран несколько раз в один и тот же орган. Хрущёв немедленно испробовал нововведение, обновив состав Секретариата. Оттуда были исключены Екатерина Алексеевна Фурцева и грузинский партийный лидер В. С. Мжеванадзе, и включен Шелепин. Фурцева, узнав о своем исключении из Секретариата лишь на съезде, была в таком шоке, что пыталась покончить с собой.

На XXII съезде Хрущёв выступил с новыми разоблачениями Сталина и, на этот раз, его «пособников», Молотова, Кагановича и Маленкова. Возвращаясь к первоначальному сценарию XX съезда, он дал слово «старым большевикам», которые заклеймили сталинские преступления. Тут же, по предложению одной из выступавших, съезд принял решение убрать тело Сталина из ленинского мавзолея. Еще съезд не завершил работу, а труп «Вождя» был спущен в вырытую у кремлевской стены яму. Сверху был налит из самосвала цементный раствор. Слово «Сталин» исчезло с мавзолея. По всей стране уничтожались портреты и статуи «Вождя». Его гигантские изваяния пришлось взрывать тротилом, срывать с пьедесталов вертолетами и тягачами. Множество городов, улиц и предприятий, названных именем Сталина, было быстро переименовано. Сталинград стал Волгоградом, Сталинабад – Душанбе, Сталинири – Цхинвали, Сталино – Донецком. Пик Сталина на Памире превратился в пик Коммунизма. Заодно Молотов снова стал Пермью, Чкалов – Оренбургом, и даже город Каганович превратился просто в «поселок Каширской ГРЭС».

Вторичная атака на сталинизм проходила на фоне разрыва с Китаем и была своеобразным ответом Хрущёва на китайские упреки в «ревизионизме». Также это был ответ на стремительное падение авторитета Первого секретаря в народе и номенклатуре на фоне нарастающего кризиса с продовольствием, сокращений в армии и других реформ. Не случайно Хрущёв воспользовался съездом, чтобы окончательно «добить» своих бывших товарищей по руководству. Молотов, занимавший тогда должность постоянного представителя Международного агенства по атомной энергии (МАГАТЭ) в Вене, критиковал новую программу КПСС и политику Хрущёва в отношении Китая. Он был отправлен в отставку и позже исключен из партии. Маленкова и Кагановича также исключили из партии и запретили им проживание в Москве.

Новые разоблачения сталинских преступлений были важны для тех, кто хотел верить в необратимость десталинизации. В то же время они не вызвали таких общественных потрясений, как в 1956 г. Сложилось неустойчивое равновесие между консервативным, просталинским большинством в аппарате и «либеральным» меньшинством – сторонниками «возврата к Ленину» и построения «социализма с человеческим лицом». Омоложение руководства и аппарата не ослабило позиций сталинистов. Шелепин (прозванный среди интеллигенции «железный Шурик»), к примеру, восхищался Сталиным и активизировал борьбу КГБ с «разлагающими влияниями» среди молодежи и творческих элит. Руководство комсомолом перешло к В. Семичастному, а затем В. Павлову, которые стояли на таких же позициях.

Кратковременный энтузиазм конца 1950-х гг. стал спадать, и проницательные умы уже видели идеологический тупик хрущёвской «либерализации». Сквозь иллюзии «оттепели» проступали все те же черты партийно-государственного деспотизма.

Свидетельство очевидца

Профессор С. С. Дмитриев записал в своем дневнике 29 марта 1961 г.: «Хрущёв всем надоел. Его поездки и бессодержательно-многословные словоизвержения приобрели вполне законченное идиотское звучание. Вообще всё чаще чувствуется в общественно-политической атмосфере какая-то совершенная прострация, сгущающаяся пустота, топтанье в пределах всё того же давно выбитого пятачка, круга… Лица неподвижны, мыслей и движения нет…» – Из дневников Сергея Сергеевича Дмитриева // Отечественная история… 2000. № 5. С. 176.

В печати появлялось некоторое количество искренних, честных произведений литературы. В то же время не были отменены репрессивные сталинско-ждановские постановления 1946–1948 гг. о «социалистическом реализме» и «партийности» в искусстве. Не ослабевала цензура и произвол партийных чиновников в области культуры на всех уровнях.

Историческая справка

В декабре 1960 г. Василий Гроссман отнёс в журнал «Знамя» свой новый роман «Жизнь и судьба». Рукопись была обсуждена и осуждена в отсутствие автора и передана главным редактором журнала В. Кожевниковым в КГБ. 14 февраля 1961 г. агенты КГБ провели обыск на квартире Гроссмана, изъяли все экземпляры рукописи, черновики, рукописные наброски и даже листы копировальной бумаги, которые использовались при печатании романа на машинке. Суслов ответил решительным отказом на просьбу писателя, обращенную к Н. С. Хрущёву, вернуть ему арестованную рукопись романа и в личном разговоре заметил Гроссману, что такой роман в СССР сможет быть напечатан лет через 200–300. Гроссман, пережив тяжкое потрясение, умер от рака в сентябре 1964 г. Рукопись романа, восстановленная по копиям, заблаговременно розданным друзьям, была напечатана в 1980 г. в Лозанне, а в 1988 г. – в России журналом «Октябрь». – С. Липкин . Жизнь и судьба Василия Гроссмана. М.: Книга, 1990; F. Ellis . Vasily Grossman: The Genesis and Evolution of a Russian Heretic. Providence, R.I.: Berg, 1994.

В 1961 г. комсомольские дружинники и КГБ разогнали «островок свободы» у памятника Маяковскому в Москве, где молодежь читала свои стихи, знакомилась и обменивалась мыслями о происходящих событиях.

Мнение историка:

«Поэты стали символом российской молодежи, принадлежавшей к тому же самому поколению. Поэтические выступления, всегда пользовавшиеся популярностью в России, стали массовым явлением. Тысячи людей выходили на улицы, чтобы читать свои стихи в Дни поэзии, и их выступления собирали на стадионах аудитории в 30–40 тысяч человек» – The Soviet Union: The Fifty Years. / Ed. H. Salisbury. P. 127.

И все же период с весны 1960 г. вошел в историю под названием «вторая оттепель». Он был связан, прежде всего, с выходом на общественно-культурную арену новых талантов, которые не могли до этого открыто заявить о себе. В общественно-культурном авангарде принимали участие и молодые, и ветераны-фронтовики, и даже люди более старших поколений, стремившиеся сбросить с себя груз молчания, неискренности и сотрудничества с террористическим режимом. Поэты Евгений Евтушенко, Андрей Вознесенский, Белла Ахмадулина, Роберт Рождественский, Юнна Мориц собирали громадные аудитории восторженных слушателей. Их запрещенные к публикации стихи расходились в тысячах копий и читались равно в студенческих «общагах» и в салонах просвещенной коммунистической знати, позволявшей себе отклонение на несколько градусов от «линии партии». Вышел альманах «Тарусские страницы» с рассказами Константина Паустовского, Булата Окуджавы, стихами Марины Цветаевой, Давида Самойлова.