Коллектив авторов - История России. XX век. Деградация тоталитарного государства и движение к новой России (1953—2008). Том III

Этот факт, однако, был тайной за семью печатями. Лишь глава партии и несколько доверенных лиц в Госплане и Центральном статистическом управлении (ЦСУ) имели доступ к цифрам госбюджета. В 1975 г. Брежнев, зная о том, что финансы трещат по швам, даже хотел отменить проведение в Москве Олимпийских игр, стоимость которых оценивалась в 4 млрд руб. Однако летом 1980 г., после вторжения СССР в Афганистан проведение этих игр превратилось в важнейший момент престижа. Советское руководство потратило гораздо больше, чем рассчитывало. Вслед за этим последовали еще большие расходы на спасение просоветского режима в Польше.

К концу брежневского периода руководство страны и ведущие экономисты ясно видели кризисные явления в народном хозяйстве СССР, но не представляли себе их масштаба и, главное, не понимали, какими методами и средствами эти кризисные явления можно компенсировать и преодолеть.

Стенограмма совещания в ЦК, 14 апреля 1982 г. // Вестник Архива Президента. Специальное издание. Генеральный секретарь Л. И. Брежнев. 1964–1982. М., 2006.

А. К. Соколов . Трудовая политика на советских предприятиях с середины 1950-х гг. до конца 1980-х гг.: деградация стимулов к работе // Экономическая история. Ежегодник. М.: РОССПЭН, 2003.

Б. А. Грушин . Четыре жизни России в зеркале опросов общественного мнения. Жизнь 2-я. Эпоха Брежнева. Ч. 1. М.: Прогресс-Традиция, 2003.

Е. Гайдар . Гибель империи. Уроки для современной России. М.: РОССПЭН, 2006.

И. В. Быстрова . Военно-промышленный комплекс СССР // Экономическая история. Ежегодник. М.: РОССПЭН, 2003.

М. Горбачев . Жизнь и реформы. Кн. 1. М.: Новости, 1995. С. 339.

Л. Тимофеев . Технология черного рынка, или Крестьянское искусство голодать // Грани, 1981. № 120.

Я. Корнаи . Социалистическая система. Политическая экономия коммунизма // Пер. с англ. М.: НП «Редакция журнала «Вопросы экономики», 2000.

Человек появлялся на свет в СССР обычно в родильном отделении какой-нибудь государственной больницы. Появлялся – если ему повезло. Даже в 1980 г., по официальным данным, округленно 60 % всех беременностей кончалось абортом и только 40 % – родами. Противозачаточные средства были крайне скудны. Презервативы стали производить в 1944 г. по секретному приказу Сталина, чтобы ограничить распространение венерических болезней в армии. Женских противозачаточных средств почти не было. Снижение рождаемости с 5,8 детей на женщину в 1928 г. до приблизительно 2,0 (около этого уровня рождаемость колебалась с 1964 по 1990 г.) произошло преимущественно за счет абортов. Хотя формально аборты были с 1936 по 1955 г. запрещены, делали их за мзду и врачи и знахарки. Половое просвещение отсутствовало, никто не учил, например, как избежать зачатия, следуя естественному ритму женского организма. Власть делала вид, что секса в СССР нет.

В родильных домах, порой в одном помещении, принимали роды сразу у 16–20 женщин. Питание было плохим, а передавать роженицам скоропортящиеся продукты запрещалось: их негде было хранить. Мужей в родильные отделения не допускали. После родов мать перемещали в послеродовое отделение, куда младенца приносили для кормления. Смертность в младенческом возрасте резко снизилась между 1940 и 1960 гг., главным образом благодаря антибиотикам. И всё же, по данным ООН за 1983–1984 гг., детская смертность в 90 странах из 200 была ниже, чем в СССР.

Серьезной проблемой для женщин было соблюдение гигиены в критические дни. В СССР не существовало гигиенических прокладок. Когда в аптеках «выкидывали» вату, за ней выстраивались очереди.

Формально в СССР число больничных коек на 10 тысяч душ было одним из самых высоких в мире. Но условия в больницах и поликлиниках, медицинская аппаратура находились на уровне слаборазвитых стран. Хотя врачей было много, специалистов не хватало. Больные неделями добивались приема. Из-за низкой зарплаты многие врачи работали по совместительству, на нескольких должностях. Наиболее квалифицированные заводили нелегальную частную практику. За сложные хирургические операции обычно платили прямо медперсоналу. Была поговорка, которую приписывали то одному, то другому видному медицинскому академику: «лечиться даром – даром лечиться!»

После выписки мать и младенец возвращались домой, чаще всего в коммунальную квартиру. В 1955 г., перед началом массового строительства жилья, в коммуналках и общежитиях жило 82 % горожан. Часто отсутствовали ванна, горячая вода и центральное отопление. Готовили еду и грели воду на керосинках, зимой – на дровяных или угольных плитах. Большинство городов РСФСР было полностью газифицировано только к 1970 г. Одноразовых пеленок для младенцев не было и в помине – пеленки до середины 1980-х гг. каждый день надо было стирать вручную и сушить тут же, в комнате.

Крещение младенца создавало трудности. Священник был обязан сообщать о нем данные, которые попадали в госбезопасность и на работу родителей. Последние обычно оправдывались тем, что ребенка крестил кто-либо из пожилых родственников. ГБ же заводила на него досье, и не тайно крещенный становился человеком второго сорта. Например, он не мог получить допуска к секретности. С женщин у КГБ был меньший спрос. Крестить детей носили жены, бабушки или няни даже у многих советских начальников. Бытовала поговорка: «жена – это религиозный орган совработника».

Если в семье не было бабушки, то по достижении ребенком полутора лет родители старались пристроить его в ясли, чтобы мать не лишилась работы. Ясли могли быть в ведении местного совета или принадлежать какому-либо ведомству, по месту работы матери или отца. В последнем случае ребенка приходилось возить туда рано утром в переполненном городском транспорте. Ясельные дети часто болели. Тогда матери приходилось брать больничный лист по уходу за ребенком.

После двух лет в яслях ребенок попадал в детский сад, где находился с четырех до шести лет. Если он был крещен, то родители «сдавали» его в детское учреждение без креста, чтобы избежать насмешек со стороны воспитательниц и других детей. Малыша предупреждали никому вне дома не рассказывать об этом. Так уже в раннем детстве возникало двоемыслие: с родными говорить одно, а с посторонними – другое. Содержание в яслях и в детском саду было платным, но стоило дешево.

Школа начиналась с 7-летнего возраста. Ребенку надо было купить тетради, ручки, карандаши и ранец или портфель. Все, кроме ранца, стоило недорого. Но со второй половины августа в канцелярских магазинах выстраивались очереди и не было гарантий, что на твою долю хватит нужного товара.

Следующей трудностью была школьная форма. Для девочек она состояла из коричневого платья и двух фартуков: белого – парадного и черного – повседневного. Для мальчиков, после попытки введения формы, напоминавшей гимназическую старой России, придумали одеяние наподобие военного, состоящее из гимнастерки и брюк, мышино-серого цвета. К этому полагался черный клеенчатый пояс с бляхой. Форма была из сукна или хлопчатобумажной ткани. Первая стоила значительно дороже, 200–250 руб. в ценах до 1961 г. В середине 50-х это составляло 30–40 % месячного заработка горожанина и 20–25 % годового заработка колхозника. Форму покупали на вырост, и дети выглядели соответственно. А дешевая хлопчатобумажная форма быстро превращалась в тряпку. Городские юноши форму носить не желали, но для их сельских сверстников она была предметом несбыточных желаний. В начале 1970-х ввели синюю форму нового образца и стали закручивать идеологические гайки. Форму заставили носить: не одетых в неё не пускали в школу. Помимо школьной была пионерская форма: красный галстук, «белый верх, темный низ». Но по причине всеобщей бедности ее носили немногие.