Александр Лепехин - О Туле и Туляках с любовью. Рассказы Н.Ф. Андреева – патриарха тульского краеведения

Сто лет с лишком тому назад, как гласит изустная хроника, этот дом был построен именитым Тульским купцом Максимом Лугининым (сказание забыло отчество его за давностью времени). Однакож достоверные акты свидетельствуют, что родоначальник Лугининых имел 3 сыновей Ивана, Николая и Иллариона. Они все трое служили в Лейб-Гвардии сержантами и получили чины капитанов, но из какого именно сословия они поступили в военную службу и какими правами пользовались по происхождению, о том в архиве тульского дворянского депутатского собрания нет никаких документов; да и в патентах на чины 3-х братьев также ничего об этом не упоминается. Но в «форменном или семейном списке, доставленном в дворянское собрание тульским уездным предводителем, показано, что они Иван, Николай и Илларион Лугинины владели наследством и покупным имением в количестве 4779 душ крестьян состоящих в губерниях Тульской, Калужской, Смоленской и Уфимском наместничестве (что ныне Оренбургская губерния). В разных уездах, из которых в Алексинском уезде при селе Аленине прежде была полотняная и бумажная фабрики, а в настоящее время устроена Суконная и принадлежит одному из потомков Николая Максимовича, потому что оба брата его Иван и Илларион не были женаты, кроме того они владели в нынешней Оренбургской губернии обширными медными и железными заводами. Из этих скудных данных видно, что родоначальник Лугининых прежде был именитый почётный гражданин и принадлежал к купеческому званию, но без всякого сомнения, ему по заслугам его, как Н.Д. Демидову, пожаловано было дворянское достоинство в конце царствования Императрицы Елизаветы Петровны, или вскоре, при вступлении на престол Екатерины II. В противном случае сыновья его не могли бы служить в Лейб-Гвардии сержантами и не наследовали бы от своего родителя крепостные имения состоявшего в таком значительном количестве крестьян, что доказывает, что он уже имел право, как дворянин, приобретать их на законном основании. Вот все, что только сохранилось фактического в означенном архиве; не думаем, чтобы и в фамильном архиве Лугининых могли быть рукописи более удовлетворительные, относительно их личности.

Теперь мы опять обращаемся к изустной хронике которая гласит, что Николаю Максимовичу принадлежал весь квартал каменный домов в Туле, примыкавших к главному его жилищу, господствовавшему над ними, подобно горе над холмами. (Заметим кстати, что та же изустная хроника гласит о следующем романтическом происшествии, которое придает интереса характеристическая черта времени и драматическая развязка. Во второй половине прошлого столетия Николай Максимович Лугинин более 3-х лет жил в Париже единственно для воспитания своей дочери красоты очаровательной. Она не равнодушна была к учителю, родом французу, ремеслом музыканту, что надобно понимать в смысле артиста: иначе и быть не могло. Артист пламенно любил русскую красавицу. Кончилось тем, что они скрылись и обвенчались. Оскорблённый отец, немедленно оставил Париж и возвратился в Тулу. Вскоре приехали и тайнобрачные, которые, разумеется, желали испросить себе прощения. Но Николай Максимович был неумолим, он не только не принял их к себе на глаза, но еще разлучил молодых силою родительской своей власти. Этого было мало: если верить изустной хронике, (а ей верить-не-верить беда), то мстительный отец, заключил свою дочь в одно из отделений 4-го этажа, где она под строгим надзором провела скорбные дни до окончания процесса возникшего по тому же предмету. Мы уклоняемся от дальнейших подробностей, слишком, по-видимому, поэтических, в некоторых преобладает невероятное. Н.М.Лугинин принадлежал к Тульским миллионерам, жил роскошно, не хуже Демидовых, имел знакомства с вельможами, а потому ему было легко завести процесс против брака для него ненавистного. Началось дело. Услужливые юристы доказали, как дважды-два-четыре, что брак его дочери с иностранцем, совершенный по обряду католической церкви, без свидетелей, без позволения отца, есть брак не действительный; вследствие чего его и расторгнули. Зять с отчаянья застрелился и разведенную дочь свою Лугинин выдал замуж с огромным приданым).

В течение слишком векового своего существования это жилище богачей не раз переходило от одного владельца к другому, из которых иные лишались всего состояния по случаю несчастных коммерческих предприятий и собственных промахов по торговле, которую производили в обширных размерах. Умирая в комнатах, блестящих убранством, купеческие аристократы оставляли своих наследников в незавидном положении, близким к нищете. Вследствие этого роскошное жилище их продавалось, чуть ли не с аукциона. «Нет в мире большей скорби, как воспоминание о прошедшем счастью убитому злополучием», сказал Данте. Следовательно в этом отношении дом о котором говорим, может служить предметом летописи, или, если угодно, биографических очерков покойных владельцев, его очерков, не лишенных интереса, чему служит доказательством одно происшествие, вкратце описано нами в примечании. В числе анекдотических случаев замечательны 2 следующие.

Во время проезда Императрицы Екатерины II, возвращавшейся из путешествия в южные провинции, Николай Максимович Лугинин просил его величество осчастливить его своим посещением. Самодержавная была не совсем здорова, но всегда внимательна к просьбам верноподданных, она не хотела отказом огорчить одного из именитых граждан Тулы, который роскошью и расточительностью своею (когда впрочем этого требовали обстоятельства), хотел превзойти Тульских богачей своего времени, Демидова, Баташева, Ливенцовых. Императрица отказалась от бала, но приказала на него ехать всем чинам, штатс-дамам и фрейлинам блистательного своего двора, сопровождавшего ее в путешествии. Случилось также, что граф Сигюр, состоявший тогда при нашем дворе в звании французского посланника, был в тот самый день именинник, но как католики не празднуют именин, а празднуют день своего рождения, то граф Сегюр и приехал на бал Лугинина, между тем как в зале и примыкающих к ней комнатах продолжались танцы, которых и названия теперь неизвестны некнижным людям, в другом отделении дома великолепно сервированы были столы и ужин, гастрономически изготовленный, ожидал аппетита гостей, утомленных поздним временем ночи. Наконец пробил час назначенный для насыщения аристократических желудков и радушный хозяин пригласил всех ужинать, но по непонятной рассеянности забыл о графе Сегюре, который разговаривал в одной из отдаленных комнат с каким-то князем австрийского посольства. Когда гости заняли места за столами, то в почетном столе не оказалось одного из них, графа Сегюра. Разумеется, до крайности встревоженный хозяин поспешил отыскать его, извинился и усадил на первое место, потому что Императрица послала его вместо себя. Обер-Гофмаршал А.Л.Нарышкин, с которым рядом сел французский посланник, по неудержимой своей привычке говорить остроты, говорил обращаясь к графу Сегюру: «случаю угодно было, чтобы вы, граф, занимая между нами место первого придворного и представителя ее величества сделались вдруг посторонним. Вот и сбылась старинная русская поговорка: «имениннику и пирога нет». Этот анекдот напоминает другой подобный же, о котором рассказывает принц Де-Линь в своем сочинении под названием «Французские эмигранты в Майнце», но тот кто сообщал нам описанный случай на бале Лугинина, не мог читать его творение, потому что он был враг светской литературы, а читал только книги духовного содержания.