Павел Терешкович - Этническая история Беларуси XIX — начала XX века

Удельный вес русских в Литве был выше, чем в Беларуси. На Виленщине он составлял 7,6 %, в Ковенской губернии — 4,7 %, в Сувалках — 3,6 %. Значительная часть русских (34,7 %) были староверами (в Ковенской губернии — 44,3 %). В городах удельный вес русских доходил до 18 %, в том числе на Виленщине до 20 %. Хотя уровень грамотности русских (42,7 %) был не самым высоким, среди группы с «образованием выше начального» русские занимали доминирующее положение (40,7 %). Русские были самой многочисленной группой среди администрации (46,7 %), их было достаточно много среди юристов (23,5 %), учителей (20,3 %), деятелей искусства, литературы и науки (19,6 %), врачей (20,0 %).

Таким образом, положение литовцев в системе этносоциальных отношений было сложнее, чем у белорусов, и самым сложным среди народов восточной части Центрально-Восточной Европы. Однако несмотря на это литовское национальное движение развивалось достаточно динамично, по крайней мере быстрее, чем у украинцев и белорусов. Одним из наиболее заметных его проявлений стало издание журнала «Ausra» в 1883-1886 гг. По подсчетам М. Гроха в этот период в национальном движении участвовало свыше 250 чел. Большую часть из них составляли студенты (42,5 %), учителя и преподаватели гимназий (8,5 %), священники (12,5 %), крестьяне (9 %) [358, с. 89]. В начале 1890-х гг. численность участников национального движения практически не изменилась, но профессиональный состав претерпел значительные изменения: наиболее многочисленными были представители свободных профессий (25,0 %), в том числе большое количество врачей, священники (23,5 %), торговцы и ремесленники (10,5 %), учителя (10,5 %). В этот период более четко обозначилось участие чиновников (7,5 %), в то же время значение дворян статистически было незначительным (4,5 %) [358, с. 89]. М. Грох картографировал места рождения активистов национального движения, при этом около половины родилось в Сувалках, где проживало лишь 15,0 % всех литовцев. В то же время на Виленщи-не — 1,5 % [358, с. 93]. В данном случае решающее значение имел не уровень экономического развития, который, как уже отмечалось, в Сувалках был сравнительно низким, а более ранняя отмена крепостного права, а также специфика политического режима (отсутствие ограничительных законов по отношению к католикам, вследствие административной принадлежности к «При-вислинским губерниям»), равно как и более либеральная (по сравнению с Ковенщиной и Виленщиной) национальная политика российской администрации.

О размахе литовского движения часто судят по интенсивности книгоиздательской деятельности в Восточной Пруссии, точнее, по количеству конфискованных экземпляров этих изданий российской полицией. Действительно эти цифры не могут не впечатлять: с 1891 по 1899 г. было задержано свыше 117 тыс. экземпляр ров [375, с. 247]. В. Родкевич приводит в своей монографии данные, собранные литовским исследователем В. Меркисом: с 1865 по 1894 г. в восточной Пруссии было опубликовано 402 издания на литовском языке специально для переправки на российскую территорию [381, с. 176]. Не менее красноречивы сведения о количестве распространителей нелегальной литературы: с 1890 по 1897 г. Виленский суд осудил более 200 чел. по обвинению в контрабанде, продаже и хранении литовской литературы [381, с. 176]. Естественно, необходимо учитывать, что далеко не вся эта литература была собственно национальной по содержанию. Значительную часть ее составляли религиозные книги. Более того, католическое духовенство негативно относилось к изданию журнала «Au§ra», а отдельные священники даже подвергали экземпляры журнала сожжению [398, с. 324]. Его редактор Й. Басана-вичюс отмечал нежелание контрабандистов, перевозящих литовские книги через прусско-российскую границу, иметь дело с журналом «AuSra» и подобными изданиями [398, с. 324]. К этому необходимо добавить, что, по мнению А. Валентеюса, «несмотря на лингвистические различия большинство литовского населения не сопротивлялось процессу ассимиляции» [398, с. 322]. Литовские крестьяне в общественной жизни предпочитали говорить по-польски или по-немецки и стыдились литовского языка. Они далеко не сразу воспринимали перевод богослужения на литовский язык, воспринимая его как десакрализацию самого культа. К этому необходимо добавить беспрецедентные меры со стороны российской администрации, ограничивающие издание литературы на литовском языке и даже домашнее обучение на нем. В этой связи литовское национальное возрождение представляется явлением уникальным. Наиболее трудно объяснима буквально феноменальная по своей энергичности активность литовской интеллигенции, малочисленной и распыленной. А. Валентеюс со ссылкой на Р. Вебру отмечает, что более 60,0 % врачей и занятых в сфере науки, литературы и искусства литовцев по происхождению жили за пределами Литвы [298, с. 329]. Наличие такого фактора как Восточная Пруссия в качестве литовского «Пьемонта» действительно имело огромное значение. Однако литовские книги и журналы печатались и в других местах, например в Америке, где вышла «История Литвы» Ш. Даукантаса, а также в Казани и Кракове [375, с. 248]. Кроме того, в Восточной Пруссии литовцы подвергались куда более масштабной ассимиляции, чем в Российской империи: за период с начала 1840-х до 1900-х гг. их численность в результате германизации сократилась с 253 тыс. до 106 тыс. чел. [58, с. 183].

Латвия по уровню экономического развития была самой развитой территорией восточной части Центрально-Восточной Европы. И дело даже не в значении Риги, чей торгово-промышленный оборот превышал по объему белорусский. Высоким был уровень развития сельских регионов. Так, в «латышской» части Лифлян-дской губернии он составлял в среднем 34,1 руб. в год на человека, в Курляндской — 61,4, в Латгалии («инфлянтских» уездах) — 26 [228].

Население Латвии к 1897 г. составило 1 929 387 чел. Латыши были крупнейшей группой населения (68,3 %), вслед за ними шли русские (8,0 %), немцы (7,4 %), евреи (6,0 %), белорусы (4,1 %) и поляки (3,1 %). Характерная особенность — относительно высокий уровень урбанизации. В целом в городах жило 28,1 % населения, в том числе в Лифляндии 40,7 %, Курляндии — 23,1 %, «инфлянтах» — 17,0 % [158].

Латыши отличались самым сложным конфессиональным составом из всех народов восточной части Центрально-Восточной Европы. Большую часть их составляли лютеране (76,9 %), 18.7 % — католики, 4,2 % — православные. Соотношение конфессиональных групп зависело от региона. Так, в Латгалии католики составляли 84,6 % латышей (лютеране — 12,6 %), а в Лифляндии доля православных доходила до 8,0 % . Почти 16,0 % всех латышей жили в городах и составляли там 38,3 % населения, в том числе в Курляндии — 42,2 % всех горожан, Лифляндии -46,2 % , в Латгалии — 14,4 % . Характерная черта латышей — исключительно высокий уровень грамотности — 74,0 %, который, впрочем, существенно различался по регионам: в Лифляндии — 79.7 %, Курляндии — 75,7 %, «инфлянтах» — 44,3 % . При этом 42,2 % грамотных латышей указали языком грамотности русский (в Курляндии — 42,4 %, в Лифляндии — 46,9 %). Латыши имели чрезвычайно большое количество лиц с «образованием выше начального» — 6148, или 46,6 на 10 тыс. Однако если в Лифляндии этот показатель составил 64,1, Курляндии — 48,1, то вЛатгалии только 5. Латыши располагали также значительным количеством лиц, занятых в интеллектуальной сфере — всего4943 чел., в том числе 1942 учителя и 895 врачей. При этом, например, в Курляндской губернии латыши составляли 45,1 % чиновников, 36,0 % юристов, 38,7 % учителей, 51,0 % деятелей литературы, искусства и науки, 30,6 % врачей.