История и антиистория. Критика «новой хронологии» академика А.Т. Фоменко

Нетрудно видеть, что движимые пафосом простоты, неприятием «неестественности» античной культуры, излишне усложнявшей, в представлениях Морозова, историю человечества, эти фантазии были тоже утопическим построением, опрокинутым на этот раз в прошлое. Вне системы общетеоретических представлений Морозова они не имеют ни смысла, ни почвы, а у современных эпигонов Морозова сами становятся почвой для некоей абстрактной игры ума.

Мы, впрочем, не собираемся механически отождествлять построения Морозова с их модификацией, предлагаемой авторами брошюры. Как мы из нее узнаем, Фоменко, оказывается, нашел, что «начальный отрезок средневековой Римской (Германской) империи (от 962 до 1264 г.)» параллелен «Римской империи II (82 г. до н.э. — 217 г. н.э.)», а также «следующему отрезку той же Германской империи (от 1308 г. до 1637 г.)», и, таким образом, нижняя граница «династических параллелизмов» еще на тысячу лет (сравнительно с Морозовым) придвигается к нашим дням. Авторы брошюры, как мы помним, не дают своей развернутой хронологической схемы, но, судя по изложению на с. 35, они исходят из того, что «нужно отождествить изоморфные струи». Мы помним, что эти «струи» получены посредством искусственного и насильственного вытягивания многомерной исторической реальности в одномерный ряд. Но откуда сама идея «отождествления», проблема двойника? Оттуда же, откуда и сами «струи» — из концепций Морозова. А ему она была подсказана модным в его время гиперкритицизмом [73] Следует помнить о различии между гиперкритицизмом и научной критикой источников. Проблемы авторства, идентичности текста и т. п. могут возникать в исторической науке, требуя всякий раз конкретного подхода. в историографии и источниковедении (крайности которого Морозов и довел до абсурда). Таким образом, претендующая на объективность методика включает в себя исторические фантазии Морозова в качестве постулата, сказывающегося и на обработке материала и на выводах. Поэтому, если при помощи отождествления автор методики получает «некоторую систему абстрактных династических потоков», а дальнейшие операции предполагают «отождествления наложенных друг на друга идентичных отрезков этих абстрактных потоков», то следует напомнить, что упомянутая «идентичность» возникает в абстрактных рядах и в результате такого обращения с материалом, какое исключает возможность обратного хода к конкретной истории. [74] Когда эта рецензия была уже написана, мы познакомились еще с двумя последовавшими за брошюрой публикациями А. Т. Фоменко, касающимися «династических параллелизмов». Их изложение отличается от соответствующего раздела брошюры в следующих пунктах: 1) исчезают ссылки на Н. А. Морозова; 2) таблицы «параллелизмов» не приводятся, но подробнее демонстрируется, так сказать, династико-хронологнческая конструкция, предлагаемая автором; 3) видоизменяется математический аппарат «методики». Однако в основном вопросе — об отношении абстрактных числовых построений к конкретному историческому материалу — все остается по-прежнему.

Заканчивая рецензию, мы не можем ограничиться логическим анализом «новых методик» и уклониться от смысловой оценки получаемых с их помощью результатов. Хотя авторы брошюры намеренно скупы на конкретные «хронографические выводы» тем не менее даже приведенных ими достаточно, чтобы кратко сказать и об общей концепции, позволившей им принимать такие выводы всерьез. Но можно ли вообще говорить о взглядах авторов брошюры на историю?

Вернемся к их приводившимся выше словам: «Это (т. е. морозовский подход — Рец.) … выделяет астрономический субстрат проблемы и препятствует прикрытию авторитетом астрономии шатких построений историков» (с. 4). Парадоксальным образом тот же упрек и почти в тех же словах предъявлялся и Морозову в 1908 г.: «Говорить же об астрономической точности книги — это значит … скреплять авторитетом астрономии то, что не имеет с нею ничего общего». [75] Астров П. По поводу книги Н. Морозова «Откровение в грозе и буре». М., 1908. С. 16. Это не самый интересный из откликов и цитируется здесь из-за буквального словесного совпадения с брошюрой. (Курсив в цитатах наш. — Рец. ) Не знаем, чем объяснили бы эти «параллельные места» авторы брошюры, но, думается, уже это показывает, что дело не в «астрономических» или «статистических» методах, а в способе их использования. Именно тут — в точке сопряжения с историческим материалом — «новые методики», претендующие на объективность, обнаруживают свой крайний субъективизм, выражающийся в нежелании считаться с самим существованием исторической науки, с объективными закономерностями, устанавливаемыми всей системой общественных наук. А ведь выводы, получаемые от применения математики к любой конкретной науке (будь то история, будь то медицина), относятся к области конкретной науки и должны оцениваться в ее контексте.

Возьмем для примера всего три датировки из брошюры: Гомер — XII в.; Фукидид и его продолжатель Ксенофонт — тот же XII в.; византийские писатели XII века — тоже XII в. Датировки Гомера и Ксенофонта — «ономастографические», т. о., по мнению авторов брошюры, указывающие на «событийную одновременность» (с. 22).

Как они понимают эту одновременность: следует ли отсюда, что Троянская воина с ее битвами бронзовым оружием, как и описанная Фукидидом (с точки зрения идеологии античного рабовладельческого полиса определенной ступени его развития) политическая н социальная борьба в Греции, как и византийская историческая действительность XII в. (реальность которой не оспаривается в брошюре) совмещались во времени? Но где и как? Ведь уже между «Илиадой» и Фукидидом — большая эпоха исторического развития (и даже просто истории языка). Мы взяли только примеры, относимые авторами брошюры к одному веку, но в ней все датировки античных памятников такого же рода.

А если мы примем (кажется, это единственная допускаемая авторами альтернатива), что все эти произведения просто придуманы (нафантазированы или подделаны) в эпоху того же Средневековья или Возрождения, то и это ничего не изменит. Ведь всякое литературное произведение непосредственно или опосредованно отражает историческую (экономическую, социальную, идеологическую) реальность своего времени. (Даже фантазии Морозова, как мы могли убедиться, имели какие-то корни в современной ему позитивистской историографии.)

Таким образом, все равно, оказывается ли XII век в представлениях авторов брошюры удивительной эпохой, сжавшей в себе историческое развитие многих веков, или Средневековье и Возрождение оказываются столь же удивительной эпохой, когда было нафантазировано все прошлое человечества, и эти выдумки, принятые потомками на веру, не только составили важнейшую часть культуры будущего, но и сами сложились в столь цельное и сложное единство, что лишь века спустя стали постигать природу описанного в них общества, непонятную самим «выдумщикам». В любом случае, если допустить, что античные памятники были созданы в XII веке или позже — рядом со средневековыми или возрожденческими, то из этого должно следовать, что не только древней истории (и соответственно древних рабовладельческих обществ) не существовало, но и сами Средневековье и Возрождение (а значит и феодальное общество) были не тем, чем их считает история, и т. д. Итак, при первой же попытке систематизировать по смыслу содержательные выводы рассматриваемой брошюры они приходят в противоречие со всем материалом и выводами общественных наук.