Наталья Павлищева - София Палеолог. Первый кинороман о первой русской царице

Однако очень хотелось кушать.

Услышав, что Зоя проснулась, встала и Настена, в ответ на пожелание царевны приказала что-то девке, что прикорнула у порога, та исчезла за дверью. Настена помогла царевне одеться, теперь уже в русское платье. Сначала тонкую рубаху, которая приятно прилегала к телу, потом рубаху потолще с широкими вышитыми рукавами, поверх всего то, что она назвала сарафаном: платье с широкими бретелями, сильно расширяющееся книзу. Оно тоже было богато украшено вышивкой, жемчугом и самоцветами. И еще расшитую жилетку, ее Настена назвала душегреей. Волосы пока оставили распущенными, чтобы совсем высохли.

Пока она одевалась, служанки принесли и расставили на столе множество мисок, накрытых какая другой миской, а какая куском чистой ткани, серебряные блюда от небольших до просто огромных. Зое стало смешно, когда заметила, как служанки стреляли на нее любопытными взорами. Выскальзывая за дверь, тут же начинали обсуждать увиденное.

Проснулась Гликерия, быстро оделась, смущенная собственной сонливостью, но Зоя не обращала на это внимания. Она была в столь блаженном состоянии, что не хотелось вообще ни о чем думать, ничего делать, вот поесть и снова на перину. Но царевна понимала, что отдых будет коротким, не за тем так далеко ехала и плыла, чтобы на перине лежать.

На серебряных подносах ждали своей очереди мягкий как пух хлеб, жареный гусь, перепела, еще какие-то птички, нежно-розовое мясо, буквально исходившее янтарным жиром. На соседнем блюде такое же, только белое… Небольшие огурцы, лук, овощи. В миске лежало что-то, чего Зоя и определить не могла. В другой явно масло, в третьей сметана. Еще были миски с языками, со свининой, блюда с балыками, ветчиной, миска с какими-то потрошками, три миски с грибами…

Царевна замахала руками:

– Я не звала гостей, достаточно!

Настена согласилась:

– Да, только вот пироги с зайчатиной, а сладкие пироги после принесут.

– Это что? – ткнула Зоя пальцем в непонятное мясо.

– Осетрина. Рыба. А это белужина. Вот стерлядь. Это жаворонки, вот их язычки. Это тетеревиные языки, а вот потрошки птичьи. Не желаешь ли ушного попробовать?

– Что есть «ушное»?

– Суп с рыбой, ушица. А хочешь, заливное из зайца? Или щучью голову с чесноком?

Зоя только мотала головой:

– Я не ем так много, только попробую. А это что?

– Грибки соленые. Уж этого года. А вот сморчки жареные.

Зоя принялась с осторожностью пробовать и увлеклась…

– Я умру от обжорства, – пожаловалась она Гликерии, словно забывшей о существовании хозяйки. Та с трудом переводила дыхание, дожевывая кусок пирога с зайчатиной, который буквально таял во рту.

Но мучения не закончились, в горницу вплыли одна за другой три пышные девки, неся в руках по большому блюду с горой блинов каждая. Настена радостно объявила:

– Блинки подоспели. С чем блинов желаешь, царевна? Вот икра белужья, вот севрюжина, вот балычок… А хочешь со сметаной или сладкие с медом, с ореховым маслицем, с маковым молочком… А вот варенья разные на выбор…

Зоя с ужасом замахала руками:

– Я уже ничего не могу!

Настена рассмеялась:

– Меня бранить будут за то, что ты мало ела. Ты хоть попробуй блинок, а там решишь, кушать ли.

Блины были такие красивые, что царевна не удержалась. А то, что Настена назвала икрой, и вовсе восхитительно – отдельные шарики, если их придавить языком, лопались, оставляя на языке чуть солоноватый вкус с рыбным оттенком.

Когда она еще съела вареную сливу, взяла ложку удивительно пахучего меда и запила все это малиновым взваром, стало ясно, что и сегодняшний пир может оказаться сорванным.

– Я больше не могу! – снова взмолилась Зоя, откидываясь от стола к стене. – Ты решила показать мне все, что умеют ваши повара?

Настена вытаращила на нее глаза:

– Да нет же! Здесь и малой доли нет. Только то, что на леднике со вчерашнего ужина осталось, да блинков вон испечь успели. Вот еще спинки белужьей попробуешь, да стерлядку на пару, да заливное всякого рода, да грибков, да почки заячьи, да… – она махнула рукой, – всего и не упомнишь, и не выскажешь. Одни пироги чего стоят! Это тебе не в вашей печи, в русской на духу они во стократ вкусней и нежней получаются.

Зоя незаметно тронула на себе подол сарафана. Теперь понятно, почему у них такая одежда: съесть десятую часть предложенного можно только при условии очень свободного платья. Подумалось, что бледность здесь просто невозможна.

В Риме главным было не съесть лишнего, чтобы не отложилось на боках и щеках, за каждым куском, взятым в рот, следили. Последнее время Лаура вообще ничего не позволяла, Зоя забыла, что такое кушать много и вкусно. А тут напротив, сетуют, что мало съела, хотя тем, что на столе, можно накормить весь Совет кардиналов.

А потом Настена плела ей косу. Носившая в Риме распущенные согласно моде волосы, Зоя долго и с удовольствием то наклоняла голову, чтобы толстая с руку коса перекидывалась через плечо на грудь и обратно на спину, то наматывала ее на руку, то принималась мотать головой из стороны в сторону.

Настена смеялась:

– Чисто дитя малое…

И без перевода было ясно, что она довольна.

Девичья повязка и коса очень шли Зое. Настена объяснила, что это только пока царевна не венчана:

– А потом кокошник и повойник наденешь. У замужней женщины волос не должно быть видно.

– Что есть кокошник?

Настена показала. И кокошник очень понравился – строго, но красиво.

Но было пора встречаться с гостеприимными хозяевами.

Когда она, одетая русской боярышней, вышла к своим нынешним соплеменникам, крякнул даже боярин Ларион Беззубцев, настроенный к латинянке весьма недружелюбно.

Зоя была не просто хороша – она оказалась настоящей русской красавицей. Наряд подчеркнул все достоинства лица и фигуры, которые в Риме казались недостатками, в том числе полноту и румянец на щеках.

Недоволен остался легат Бонумбре. Подойдя к царевне, он прошипел:

– Вы стали настоящей московитской куклой, принцесса.

Зоя весело блеснула глазами:

– А мне нравится. И еда очень понравилась. Очень.

Легат нехотя признался:

– Да, ужин был весьма обилен. Я с трудом заснул.

– Я не ела, после баньи сон сморил сразу.

Бонумбре ужаснулся:

– Вы ходили в это ужасное место?! Там темно и жарко!

– А я даже парилась. Это так приятно…

Едва ли легат понял слово «парилась», но он высказал, вернее, процедил сквозь зубы другое:

– Дикарка!

Зоя снова с удовольствием рассмеялась. Ей вдруг показалось забавным дразнить епископа своим восхищением от всего русского. Но она ведь не кривила душой – и еда, и одежда, и даже страшная банья нравились.

Оказалось, что париться рискнула только она, ну и Гликерия с хозяйкой вместе, остальные предпочли протереть тело влажной тканью. Зоя смеялась, рассказывая придворным дамам о парной, давала погладить шелковистую после мытья кожу, понюхать пахнущие травами волосы… Обещала в следующий раз взять с собой.