Барбара Такман - Европа перед катастрофой. 1890-1914

Призывы «Голоса женщинам!» добавляли проблем, и те, кто выдвигал эти лозунги, называли себя «бойцами». Они организовались в 1903 году под руководством госпожи Панкхёрст, создав оппозицию группе суфражисток госпожи Фосетт, добивавшихся избирательных прав методами убеждения. Их первые выступления сводились к выкрикам лозунгов и развертыванию плакатов на политических митингах, и, хотя они не представляли какой-либо угрозы, их действия, по мнению леди Франс Бальфур, свидетельствовали о том, что «в обществе подули новые ветры».

В то же самое время владельцы рудников в Рэнде требовали разрешительных лицензий на ввоз китайцев, поскольку оказалось затруднительным нанимать африканцев, нашедших после войны занятия, вполне удовлетворявшие их не слишком большое желание работать. Условия найма содержали отвратительные моменты, и правительство отнекивалось. Но владельцы рудников проявляли настойчивость, доказывая, что иначе они не смогут возобновить разработки, инвестиции ограничены, и акции «Рэнд» потеряют в цене. Как честно признал «Экономист» 5, уж очень нужны были £. s. d  [128] Фунты, шиллинги, пенсы, то есть мошна, капитал, богатство. Выражение культа денег от латинских слов: librae – фунты, solidi – шиллинги, denarii – пенсы. . «Если жители Англии и другие граждане, имеющие акции рудников Трансвааля стоимостью 200 000 000 фунтов стерлингов, хотят вернуть свои деньги с процентами, то им придется здраво решать эту проблему рабочей силы».

Правительство неохотно согласилось. Китайцев привезли и разместили в компаундах. Либералы, сами же применившие подрядную систему в Британской Гвиане 6, теперь воспылали праведным гневом. Китайские компаунды были ничем не хуже английских сатанинских трущоб, где на двадцать пять семей нередко имелся лишь один водопроводный кран и одна уборная  7и где кровать арендовалась для пятерых человек: трое спали на кровати, а двое – под кроватью. Но человеческие инстинкты лучше действуют на расстоянии, и Иерусалим всегда легче построить где-нибудь в Африке, а не у себя дома. Кроме того, от проблемы китайской рабочей силы пахло деньгами Англо-бурской войны. Она девальвировала моральное содержание, которое империалисты вкладывали в назначение империи.

Вдобавок ко всему Джозеф Чемберлен наделал шума тарифной реформой. Начав кампанию протекционизма, он столкнул свою партию с фундаментальной британской приверженностью к laissez-faire  [129] Политика невмешательства. , пробудил неприятные воспоминания о ненавистных «хлебных законах» и опасения роста цен на продукты питания, подарил своей партии еще одну потенциальную проблему под лозунгом «Свободу еде!», обострив отношения между старыми и новыми консерваторами, между земельными и денежными магнатами. Фабриканты и бизнесмены, представители, по определению Уэллса, «коммерческого империализма», со всей энергией и рвением поддержали протекционизм. Чемберлен, сам и бизнесмен и империалист, видел в протекционизме средство сплачивания метрополии и ее компонентов в единую имперскую тарифную систему, которая бы стимулировала развитие торговли в рамках империи и рост благосостояния дома, укрепляла внутренние имперские связи, позволяла наращивать доходы для социальных нужд и давала ему возможность завоевать лавры национального героя. Среди членов кабинета он выделялся теми же качествами, которыми Германия отличалась от других стран: динамизмом, амбициями, осознанием своей силы и способностей, склонностью и мысленной готовностью к тому, чтобы занять лидирующее место и оттеснить соперника. Тарифная реформа ублаготворяла его тщеславие. Но она погубила кабинет. Чемберлен сам ушел в отставку, чтобы объяснять смысл своей кампании в стране. Подали в отставку пятеро ведущих фритрейдеров, включая герцога Девонширского и канцлера казначейства. Энергичный новый член парламента Уинстон Черчилль, встав под знамена свободной торговли, перешел в стан либералов под оглушительные крики тори «Крыса!» 8Развернулись нескончаемые дебаты о преференциальных пошлинах, поощрительных премиях, демпинге и других загадочных фискальных категориях. Публика, едва понимая, что происходит, занимала ту или иную позицию, лиги «за свободную еду» перемешивались с лигами, выступавшими против школьных налогов, и британская общественность становилась такой же сварливой, как и французская.

Как премьер-министр, господин Бальфур, по-прежнему все еще и любезный, и общительный, и не признающий политических догм, не желал занять твердую позицию: с одной стороны, он не видел для этого убедительных оснований, а с другой – верил в эффективность стратегии лавирования между крайностями для сохранения единства партии и своего правительства во власти. Он не усматривал особой пользы в доктринерской приверженности принципам свободной торговли и даже отмечал определенные преимущества, которые может принести британской промышленности избирательная программа тарифов  9, но не собирался поддерживать проект Чемберлена целиком. Твердо Бальфур верил только в то, что сохранение лидерства и руководства консервативной партии в делах Англии важнее проблем свободной торговли и протекционизма. Его коллеги ссорились, министры подавали в отставку, в партии появились отступники, а он уходил от трудных проблем и хладнокровно говорил в палате общин: я буду плохо исполнять свои обязанности, «исповедуя сложившиеся убеждения там, где не существует сложившихся убеждений». Он наделял проблемы такими философскими сомнениями, а своим сомнениям придавал столь впечатляющую значимость, что ставил в тупик и обезоруживал обе спорящие стороны. Когда его попросили объяснить свое отношение к фритрейдерам и протекционистам в собственной партии, Бальфур «одарил палату общин блистательной демонстрацией пренебрежительно-добродушного шутейства». Обладая исключительной парламентской сноровкой, он ловко выводил свое правительство из затруднительных ситуаций на сессиях более двух лет, находя в этом и удовольствие, и способ развлечения. Однако спектакли не устраивали приверженцев партии. Им был нужен лидер, а он, как заметил Гарри Каст, «играл в бирюльки» 10.

Но цели, которые ставил перед собой Бальфур, были серьезные. Он хотел удержать за собой пост для консолидации Антанты и усиления роли комитета имперской обороны, в чем особая нужда возникла после Танжерского кризиса 1905 года. Премьер распорядился перевооружить артиллерию на основе нового скорострельного орудия, 18-фунтовой пушки, и решительно настроился на то, чтобы оставаться при должности до тех пор  11, «пока наши расходные статьи не станут столь обязательными, что их не сможет отменить ни одно либеральное правительство». Неугомонный Чемберлен продолжал свою кампанию протекционизма. «Ходить по тонкому льду» – задача сложная, тем более сложная, когда видишь, как нарастают нетерпение в собственной партии и жажда оппозиции завладеть властью.