Джаред Даймонд - Мир позавчера. Чему нас могут научить люди, до сих пор живущие в каменном веке

Прежде чем мы возьмемся за эти важные вопросы, давайте начнем с преамбулы: сколько языков все еще существует сегодня, как они развивались и где в мире на них говорят. Количество известных языков, на которых говорят или еще недавно говорили, в современном мире составляет примерно 7,000. Это огромное число может ошеломить читателя, потому что многие из нас могли бы назвать всего несколько десятков языков, а огромное большинство языков нам неизвестно — они не имеют письменности, и на них говорят немногочисленные народности, живущие далеко от развитого мира. Например, вся Европа к западу от России говорит менее чем на 100 языках, но на африканском континенте и на индийском субконтиненте имеется более чем по 1,000 языков. В африканских государствах Нигерия и Камерун обнаружено 527 и 286 языков соответственно, население маленького тихоокеанского острова Вануату (площадью менее 5,000 квадратных миль) говорит на 110 языках. Самым большим в мире разнообразием языков может гордиться Новая Гвинея: на площади лишь слегка больше Техаса используется около 1,000 языков, принадлежащих к большому числу различных языковых семей.

Из этих 7.000 существующих языков девять является “гигантами”: каждый из них родной для 100 миллионов человек или более, вместе на них говорит более трети населения мира. Несомненно, первое место занимает мандаринский диалект китайского языка, на котором говорят по крайней мере 700 миллионов китайцев; за ним следуют испанский, английский, арабский, хинди, бенгальский, португальский, русский, японский — примерно в такой последовательности. Если мы несколько расширим свое определение “больших” языков, включив в них 70 ведущих, т.е. 1% от всех существующих, то это окажутся родные языки почти 80% населения мира.

Однако большинство языков в мире — “маленькие”, на них говорит совсем немного людей. Если мы разделим примерно семь миллиардов жителей Земли на 7000, то получим среднее число говорящих на одном языке — 1 миллион человек. Но поскольку это среднее число искажается наличием ста с лишним миллионов людей, говорящих на каждом из девяти языков-“гигантов”, то лучшей мерой “типичного” языка будет “медианный” — т.е. такой язык, в отношении которого половина языков в мире имеет большее число говорящих, а половина — меньшее. Численность говорящих на таком медианном языке — всего несколько тысяч человек. Таким образом, половина языков в мире имеет меньше нескольких тысяч носителей, а многие — всего 60-200 человек.

Однако обсуждение числа языков и числа говорящих на каждом из них заставляет нас рассмотреть вопрос, которым я задавался, рассказывая о беседе сидящих у костра новогвинейцев. Каково различие между отдельными языками и просто диалектами одного и того же языка? Языковые различия между соседними популяциями могут варьировать соседи могут понимать 100%, или 92%, или 75%, или 42%, или вовсе ничего из того, что говорят живущие рядом. В качестве водораздела между языком и диалектом часто произвольно принимается 70%-ный уровень взаимного понимания: согласно этому определению, если соседние популяции понимают больше 70% речи друг друга, то считается, что они говорят на разных диалектах одного и того же языка; если же меньше — то на разных языках.

Однако даже такое простое, условное, чисто лингвистическое определение диалектов и языков может приводить к двусмысленностям, когда мы пытаемся применить его на практике. Одна такая трудность связана с цепочкой диалектов: в цепочке соседних деревень А, В, С, D, E, F, G, H жители каждой могут понимать своих ближайших соседей, но жители деревень A и H на противоположных концах цепочки могут уже совершенно друг друга не понимать. Другая трудность заключается в том, что понимание друг друга участниками общения может быть асимметричным: человек из деревни A может понимать то, что говорит сосед из B , но человек из B — не понимать того, что говорит сосед из A . Например, мои говорящие по-португальски друзья сообщали мне, что хорошо понимают испаноязычных, но последним нелегко понять португальский язык.

Проблемы такого типа возникают, когда пытаешься провести черту между диалектом и языком на чисто лингвистических основаниях. Более трудная проблема связана с тем, что языки признаются раздельными не только в силу лингвистических различий, но и по политическим причинам и в силу этнического самоопределения. Это нашло отражение в распространенной между лингвистами шутке: “Язык — это диалект, поддержанный собственными армией и флотом”. Например, испанский и итальянский языки могли бы не пройти 70%-ный текст, чтобы в результате считаться разными языками, а не диалектами одного языка: мои испанские и итальянские друзья утверждают, что вполне понимают друг друга, особенно после некоторой практики. Однако любой испанец и любой итальянец, да и все остальные тоже, без колебаний назовут испанский и итальянский отдельными языками — возможно, потому, что эти страны уже более тысячи лет имеют собственные армию и флот плюс раздельные правительства и школьные системы.

В отличие от этого многие европейские языки имеют сильно дифференцированные региональные формы, которые правительства этих стран категорически рассматривают как диалекты несмотря на то, что жители разных регионов совсем друг друга не понимают. Мои друзья, живущие в Северной Германии, не понимают сельских жителей Баварии, а живущие в Северной Италии — живущих на Сицилии. Однако национальные правительства Германии и Италии непреклонны: они считают, что различные регионы не должны иметь собственных армий и флотов, а поэтому их говоры должны именоваться диалектами — и не смейте даже упоминать критерия 70%!

60 лет назад эти региональные различия в европейских странах были даже более выраженными — до того как телевидение и внутренняя миграция начали ломать давно устоявшиеся различия “диалектов”. Например, в мой первый приезд в Британию в 1950 году родители взяли меня и мою сестру Сьюзен в гости к своим друзьям по фамилии Грэм-Хилл, которые жили в маленьком городке Бекклс в Восточной Англии. Пока родители и их друзья беседовали, мы с сестрой, заскучав от взрослых разговоров, отправились погулять по очаровательному старинному городку. Повернув несколько раз, мы обнаружили, что заблудились. Мы спросили человека на улице, как нам вернуться к дому наших друзей. Сразу стало ясно, что этот человек не понимает нашего американского выговора, хотя мы говорили медленно и (как нам казалось) отчетливо. Однако он, конечно, видел, что мы дети, и понял, что мы заблудились; он просветлел, когда мы несколько раз повторили “Грэм-Хилл, Грэм-Хилл”, и разразился подробными указаниями, из которых мы со Сьюзен не поняли ни слова. Неужели он думает, что говорит по-английски? К счастью, он жестами показал, куда нам идти, мы двинулись в том направлении и скоро увидели дом Грэм-Хиллов. Местные диалекты — такие как в Бекклсе и некоторых других местностях Англии — претерпели гомогенизацию и стали походить на выговор дикторов Би-би-си благодаря повсеместному распространению телевидения в Британии в последние десятилетия.