Джаред Даймонд - Мир позавчера. Чему нас могут научить люди, до сих пор живущие в каменном веке

В монографиях, подводящих итог современному статусу языков, постоянно встречаешь монотонно повторяющиеся фразы... “Тевфик Эсен, последний человек, владевший языком убик [язык из Турции с 80 согласными], умер в Стамбуле в октябре 1992 года... Столетие назад на этом языке говорили 50,000 человек в кавказских долинах к востоку от Черного моря”. “На языке купеньо [язык индейцев южной Калифорнии] говорят девять человек из популяции общим числом в 150 человек... все они старше 50 лет... язык практически исчез”. “На языке ямана [на нем раньше говорили индейцы в Чили и Аргентине] говорят три женщины в Чили, вышедшие замуж за испанцев... их дети говорят по-испански... В Аргентине язык исчез”.

Степень опасности, которой подвергаются языки, в разных частях мира разная. Наиболее угрожаемыми с лингвистической точки зрения являются аборигены Австралии, где изначально существовало около 250 языков, на каждом из которых говорило менее 5,000 человек. Сегодня половина австралийских языков исчезла, а выжившие имеют менее чем 100 носителей каждый; менее 20 языков все еще передаются детям, и к концу XXI века лишь на немногих из них будут говорить.

Почти в таком же отчаянном положении находятся исконные языки в обеих Америках. В Северной Америке из сотен языков коренного населения треть уже утрачена, на другой трети говорят только несколько стариков и только два — навахо и юпик эскимо — все еще применяются в передачах местных радиостанций — явно неблагоприятный признак в нашем мире массовых коммуникаций. Из примерно тысячи языков коренного населения Центральной и Южной Америки надежным выглядит будущее только у гуарани, который, наряду с испанским, является государственным языком Парагвая. Единственный континент, где сотни исходных языков не находятся под угрозой, — Африка: большинство выживших языков насчитывает сотни тысяч или даже миллионы носителей, и даже маленькие оседлые крестьянские популяции уверенно сохраняют свои языки.

Как же умирают языки? Существует много способов убить человека — быстрый удар по голове, медленное удушение или просто долгое отсутствие заботы; есть и разные пути уничтожения языка. Самый прямолинейный — просто убить всех (или почти всех) его носителей. Именно так белые калифорнийцы расправились с языком последнего “дикого” индейца Соединенных Штатов, человека по имени Иши, который принадлежал к состоявшему примерно из 400 человек племени яхи, жившему около Маунт-Лассен. В нескольких побоищах в 1853-1870 годах, во времена, когда калифорнийская золотая лихорадка привлекла в Калифорнию толпы белых поселенцев, они перебили большинство яхи; уцелела только семья Иши, потом остался один Иши, скрывавшийся вплоть до 1911 года.

Британские колонисты уничтожили в начале XIX века все тасманийские языки, истребив или изловив, как животных, большинство тасманийцев: за каждого взрослого полагалась премия в пять фунтов и в два фунта — за каждого ребенка. Менее жестокие методы все же приводят к сходным результатам. Например, на Великих равнинах США некогда жили тысячи индейцев племени мандан, но в 1992 году число тех, кто бегло говорил на их языке, снизилось до девяти стариков (основная причина гибели этого народа — эпидемии холеры и оспы в 1750-1837 годах).

Следующий способ уничтожить язык — не убивать его носителей, а запретить им говорить на своем языке и наказывать если они нарушат запрет. Если вы захотите узнать, почему большинство языков североамериканских индейцев сегодня вымерли или вымирают, вспомните о политике, которую до недавнего времени проводило в отношении этих языков правительство Соединенных Штатов. На протяжении нескольких столетий мы настаивали на том, что индейцев можно “цивилизовать” и обучить английскому языку, лишь забирая их детей из “варварской” атмосферы родительского дома и отправляя в школы-интернаты, где говорили только по-английски и где их родные языки были строго запрещены; за их употребление наказывали физически и унижали. Эту политику Дж.Д. К. Аткинс, комиссар по делам индейцев в 1885-1888 годах, оправдывал следующим образом:

Обучение индейцев просторечию [т.е. их родному языку] не только бесполезно для них, но и мешает их образованию и цивилизации и не будет разрешено ни в одной школе, контролируемой правительством. Этот [английский] язык, который достаточно хорош для белых и черных, должен быть достаточно хорош и для краснокожих. Считается также, что обучение молодых индейцев их собственному варварскому диалекту — явный вред для них. Чтобы сделать первый шаг к цивилизации, нужно научить индейцев пониманию того, что сохранение их варварских обычаев глупо и вредоносно, что им нужно выучить английский.

Когда Япония в 1879 году аннексировала остров Окинава, японское правительство выдвинуло лозунг “Одна нация, один народ, один язык”. Детей на Окинаве стали учить японскому языку и не разрешали им говорить ни на одном из дюжины туземных наречий. Точно так же после аннексии Кореи в 1910 году корейский язык в школах был запрещен и заменен японским. Когда Россия присоединила к себе в 1940 году балтийские республики, эстонский, латвийский и литовский языки в школах были заменены русским, однако местные языки продолжали употребляться в семьях; они вернули себе статус государственных, когда прибалтийские республики в 1991 году вновь обрели независимость. Единственный сохранившийся в континентальной Европе кельтский язык — бретонский, который все еще остается родным для полумиллиона граждан Франции. Впрочем, официальная политика французского правительства направлена на то, чтобы изгнать бретонский язык из средней и высшей школы, и употребление его снижается.

Однако в большинстве случаев утрата языка сегодня происходит в результате более незаметного процесса, как в случае с ротокас. С политическим объединением на территории, заселенными оседлыми воюющими между собой племенами, приходят мир, возможность свободно перемещаться, перекрестные браки. Молодые люди в поиске экономических возможностей покидают свои деревни, где говорят на туземном языке, и переселяются в городские поселения, где число носителей их родного языка значительно уступает числу людей из других племен и где потребность в общении друг с другом не оставляет иного выбора, кроме как говорить на языке большинства. Увеличивающееся число супружеских пар, куда входят представители разных языковых групп, заставляет супругов говорить между собой на языке большинства; ему они обучают и своих детей. Даже если дети к тому же обучаются языкам своих родителей, в школе они должны пользоваться языком большинства. Те люди, которые остаются в родных деревнях, обучаются ему ради престижа, власти, возможности торговать, для общения с внешним миром. Предприятия, газеты, радио, телевидение пользуются исключительно тем языком, которым владеет большинство работников, потребителей, рекламодателей и подписчиков.