Джаред Даймонд - Мир позавчера. Чему нас могут научить люди, до сих пор живущие в каменном веке

Каково было намерение колдуна той ночью, когда он явился в наш лагерь? Хотя тут можно только гадать, его намерения, наверное, были недружественными. Он знал или мог предположить, что в зеленой походной палатке должен находиться европеец. Что же касается причины того, что он подошел к задней стороне палатки, а не ко входу, думаю, дело было в том, что он то ли не хотел, чтобы его заметили проводники, палатка которых смотрела на вход в мою, то ли не разобрался в конструкции и принял закрытый на молнию клапан окна за дверь. Если бы я был тогда так же опытен, как сейчас, я бы прибег к конструктивной паранойе и позвал своих друзей-новогвинейцев сразу же, как услышал шаги рядом со своей палаткой. Я определенно не стал бы в одиночестве уходить далеко от своих спутников на следующий день. Оглядываясь назад, я ясно вижу, что мое поведение было глупым и подвергало меня опасности. Однако я тогда не знал достаточно, чтобы внять предостережению и прибегнуть к конструктивной паранойе.

Второе происшествие случилось, когда мы с моим новогвинейским другом Маликом были на острове, относящемся к индонезийской территории, и хотели переправиться и перевезти свое имущество на главный остров — Новую Гвинею, отделенный от нас проливом шириной в дюжину миль. Примерно в четыре часа пополудни при ясном небе, когда до заката оставалось чуть больше двух часов, мы присоединились к четырем другим пассажирам в деревянном каноэ 30 футов в длину, с двумя навесными моторами, укрепленными на корме, и командой из трех молодых новогвинейцев. Остальными пассажирами были китаец-рыбак с побережья Новой Гвинеи и трое индонезийцев с островов Амбон, Серам и Ява. Груз и места пассажиров каноэ находились под пластиковым тентом, укрепленным на раме четырех футов высотой, выступавшей примерно на 4 фута за кормой и на 10 футов на носу. Трое новогвинейцев сидели на корме рядом с моторами, а мы с Маликом — непосредственно перед ними, лицом к ним и спиной по ходу движения. Поскольку над нами и с боков был натянут тент, мы мало что могли видеть. Четверо остальных пассажиров сидели позади нас, ближе к носу каноэ.

Каноэ отчалило, и команда скоро запустила моторы на полную скорость, хотя волны достигали нескольких футов высоты. Под тент плеснула вода, потом еще, и пассажиры начали ворчать, поначалу довольно добродушно. Когда воды набралось еще больше, один из сидевших передо мной членов команды принялся ее вычерпывать и выплескивать из-под незакрепленной стороны тента. Воды набиралось все больше, она стала затекать под багаж, сложенный на носу. Чтобы защитить свой бинокль, я уложил его в маленький желтый рюкзак, который держал на коленях; там же находились мой паспорт, деньги и все мои записи, упакованные в пластиковый пакет. Малик и другие пассажиры уже совершенно лишились добродушия и принялись кричать рулевому, перекрывая треск мотора и шум волн, требуя, чтобы он снизил скорость или вернулся к берегу (эти и все другие разговоры во время путешествия велись на индонезийском языке, официальном для индонезийской части Новой Гвинеи и lingua franca для этих мест). Однако рулевой и не подумал снизить скорость, и вода стала заливать каноэ все сильнее. Совместный вес пассажиров, багажа и набравшейся в корпус воды был так велик, что каноэ глубоко осело в воде и волны начали перехлестывать через борта.

Следующие несколько секунд, когда лодка погружалась в воду все сильнее, я помню размыто, так что восстановить подробности я не могу. Больше всего я боялся, что окажусь в ловушке под пластиковым тентом, когда каноэ пойдет ко дну. Каким-то образом мне и остальным удалось выпрыгнуть в воду; не знаю, спрыгивал ли кто-то из той части каноэ, что находилась не под тентом, или они выбирались из-под него с боков. Малик говорил мне потом, что из сидевших на корме первыми покинули каноэ рулевые, затем я, затем он сам.

Следующая минута была для меня еще более страшной. На мне были тяжелые дорожные башмаки, рубашка с длинными рукавами и шорты; я оказался в нескольких ярдах от каноэ, которое перевернулось и теперь плавало вверх днищем. Вес башмаков тянул меня вниз. Моя первая мысль была панической и очень яркой: “За что я могу ухватиться, чтобы остаться на плаву?” Рядом со мной кто-то цеплялся за желтый спасательный круг; я в панике попытался схватиться за него, но этот второй человек меня оттолкнул. Теперь, с поверхности воды, волны казались особенно высокими. Я наглотался морской воды. Хотя я могу проплыть какое-то расстояние в спокойной воде плавательного бассейна, я не смог бы долго удержаться на поверхности среди волн. Я ощутил всепоглощающий страх: не было ничего, что помогло бы мне, — наш багаж и канистра с горючим, плававшие поблизости, не выдержали бы моего веса, корпус перевернувшегося каноэ почти весь погрузился в воду, и я боялся, что лодка вот-вот пойдет ко дну. Остров, с которого мы отправились, казалось, находился в нескольких милях, другой остров был не ближе, и ни одной лодки видно не было.

Малик подплыл ко мне, ухватил за ворот и подтащил обратно к каноэ. Следующие полчаса он стоял на погрузившемся в воду моторе и цеплялся за корму, я цеплялся за борт слева, а Малик держал меня за шею. Я раскинул руки по округлому днищу каноэ — просто для равновесия, потому что ухватиться на корпусе было не за что. Периодически я протягивал правую руку, чтобы держаться за находящийся под водой мотор, но при этом моя голова погружалась в воду, и волны плескали в глаза. Поэтому бóльшую часть времени я мог держаться за каноэ только ногами, которыми мне каким-то образом удалось зацепиться за находящийся под водой левый планшир. Положение планшира перевернувшегося каноэ было таково, что моя голова лишь немного возвышалась над водой, и иногда меня захлестывала волна. То ли какая-то деревяшка, то ли тент зацепились за планшир и били меня по ноге, так что каждая волна причиняла боль моему колену. Я попросил Малика держать меня, пока я одной рукой расшнурую башмаки и избавлюсь от них: вес обуви тянул меня вниз.

Время от времени я оглядывался на волны, чтобы приготовиться к встрече с особенно большой. То и дело одна нога соскальзывала с планшира, и тогда я беспомощно качался на одной ноге. Несколько раз соскальзывали обе ноги, меня относило от каноэ, и я в панике греб обратно или меня подтаскивал Малик. Все время, прошедшее с момента катастрофы, борьба за выживание занимала все мое внимание. У меня было чувство, что в этой борьбе нет пауз. Каждая волна грозила оторвать меня от каноэ, и каждый раз, когда это случалось, я в панике старался уцепиться за него снова. Я часто ловил ртом воздух, когда вода заливала мне лицо.

Поскольку положение Малика на моторе представлялось мне более надежным, чем мое цепляние за планшир, я в конце концов передвинулся ближе к корме и встал одной ногой на мотор рядом с Маликом, наклонившись вперед и обхватив руками округлый корпус каноэ. Потом я нащупал правой рукой какую-то деревянную планку, возможно, частично отломившийся планшир, и ухватился за нее. Это была первая надежная опора для руки, которую мне удалось найти с момента крушения. Такая поза позволяла мне держать голову выше, чем раньше, но зато на ногу приходилась большая нагрузка, и я стал уставать.