А Волков - Зодчие

"Пойманы есте богом и великим государем..."6

Псковитяне опустились на колени и выслушали приговор Москвы:

"Вечу не быть; вечевой колокол снять и отвезти в Москву, к его старшему брату - вечевому колоколу Великого Новгорода; во Пскове будут сидеть два государевых наместника и решать все дела... И коли вы не покоритесь, много прольется псковской крови..."

В числе младших людей, посланных в Новгород от псковского простого народа, стоял на митрополичьем дворе и дед Андрюши - Семен, Афимьин отец. Старик часто рассказывал внуку о былых днях.

Псковитяне покорились: Пскову ли выстоять против могучей Москвы!

Этим не кончилось. Опасаясь, что против Москвы начнутся козни, Василий Иванович приказал: триста знатных семей расселить по другим землям; на их месте посадить московских дворян и раздать им поместья изгнанных. И из Среднего Города, раскинувшегося между реками Великой и Псковой и окруженного каменной стеной, были выселены тысячи псковитян.

Москвичи переехали на житье в Псков. А в Москве, близ Сретенки7, возник целый поселок под прозванием "Псковичи". Князь Василий III "подавал им дворы по Устретенской улице, всю улицу дал за Устретеньем", - говорит летопись.

Родители Ильи Большого и Афимьи тоже лишились своих домиков в Среднем Городе; они, как и многие, не захотели уходить от родных мест и поселились в сельце Выбутино на берегу реки Великой, у последнего ее порога. Но земля здесь принадлежала древнему Спасо-Мирожскому монастырю, и вольные горожане попали в монастырскую кабалу.

Псковитяне жалели о потере самостоятельности родного города, но понимали, что без присоединения к Москве Псков мог попасть под пяту ливонских рыцарей и это было бы рабством. Лучше уж жизнь, хоть и трудная, под владычеством Москвы. Таких убеждений держались и старик. Семен и зять его Илья Большой...

Раздались новые удары в дверь. Вошел староста Егор Дубов, грузный, медлительный, с неподвижным, точно высеченным из камня лицом.

Из вежливости помолчали. Егор спросил:

- Об чем речь, православные?

Узнав, что из монастыря приедут за добавочным оброком, он молвил:

- А ведь боярским людям вроде полегчае...

- Славны бубны за горами! - насмешливо отозвался Илья.

- Нет, не говори! - оживился Егор. - Коли перечесть, что я в монастырь перетаскал с Петрова дня...8 и, боже мой! Туш говяжьих две, - староста загнул палец, - уток два десятка, - он загнул второй палец, - курей три дюжины, кабанчиков два, яиц поболе четырех сотен, меду шесть пудов...

- У меня бычка годовалого отняли! - пожаловался Тишка Верховой.

- ... масла овсяного девять кадок, - продолжал Егор, загибая пальцы уже на другой руке, - чесноку вязок без счету...

- Вот жрут, дармоеды проклятые! - озлобился Ляпун.

- Это с нашего села, а сколько у них окромя деревень! Диво, братцы, покачал седой головой Егор Дубов: - полсотни монахов, а какую власть над людьми забрали!

- Им так за святую жизнь положено, - усмехнулся Илья.

Мужики дружно захохотали.

Андрюша смотрел вниз серьезными, неулыбчивыми глазами. Мальчик удивлялся, что мужики ругают монахов. Он видел иноков в церкви; они казались тихими и благостными, как праведники на иконах.

"Не боятся, что бог накажет..." - со страхом подумал Андрюша про вольнодумцев-взрослых.

- Нет, как ни говори, - проворчал Ляпун, относя руку от уха, - а в старое время, в вольном Пскове, не в пример лучше жилось...

- Ты бы вспомнил сотворение мира! - непочтительно фыркнул Тишка и осекся под строгими взорами старших.

- А еще бы не лучше! - согласился с Ляпуном Егор Дубов. - Одно то взять, как нас монастырь год от году утесняет, свои старые грамоты рушит. Бобровые ловы от нас оттягали -раз! Рыбные тоже - два!

Он снова пустил в ход корявые толстые пальцы. Трудная должность выборного старосты приучила Егора вести всему счет; и хоть мужик не знал грамоты, но цепкая память и зарубки на деревянных бирках помогали ему без ошибок собирать оброки и рассчитываться с тиуном.

Выбутинцы любили угрюмого, неповоротливого Егора за честность, за то, что, не ослабевая духом, нес он мирскую тяготу и при всякой провинности односельчан первый скидал портки и ложился под розги.

Снова повздыхали, уставившись на стену. Там увидели привычное: юркие тараканы спускались с потолка, как всегда, когда прогревалась изба. К утру, лишь начнут промерзать стены, они пустятся обратно. Знакомая картина навела Илью на размышление:

- Вот, невелика тварь, а тоже ищет, где лучше!

- Уйду из Выбутина! Вот те крест уйду! - неожиданно воскликнул Тишка Верховой, возбужденно крутя бородку. Случайное замечание Ильи совпало с его затаенной мечтой. - Надел продам и подамся счастье искать!

- А покупщика найдешь?

- Найду!

- Вряд ли, - усомнился староста. - Ведь надобно за тебя внести и порядное и похоромное9, сочти-ка... А впрочем, вас с бабой двое, може и уйдешь!

- А земля? - спросил Ляпун.

- Что земля?

- Батька твой распахивал деревню10, ты забыл? Пни корчевал, аж кожа на спине лопалась, да вдвоем с маткой с поля волок! Забыл?

- Вот только что пашня... оно, конечно... - забормотал Тишка и смолк.

- То-то и оно! - победоносно махнул рукой Ляпун. - А они то знают и из нашего брата последнее выжимают...

Избу внезапно охватил мрак. Афимья, заслушавшись мужичьих речей, недоглядела за лучиной. Пришлось доставать угли из печи, вздувать огонь. Илья мягко пожурил жену:

- А ты, баба, позорчее досматривай!

Афимья поклонилась в пояс:

- Прощенья прошу, гостеньки дорогие!

- Что я еще скажу! - вспомнил Илья. - Говорят монахи, придет к ним с весны артель каменную церковь ставить.

Лица мужиков омрачились.

- Не было печали... - прошептал Егор Дубов. - Старых мало?

- Изветшали, вишь, того гляди обвалятся...

- Эх, - безнадежно махнул рукой староста, - теперь пойдет! То ли будем, то ли не будем сеять этот год. Уж я знаю, подводами замучают: кирпич вози, лес вози...

- Вот оно, мужицкое житье: как вставай, так за вытье! - произнес Ляпун и, кряхтя, поднялся с лавки. - Прощевайте, дорогие соседушки!

Он шагнул к двери, за ним Егор с Тишкой.

- Милости просим нас не забывать! - кланялись хозяева.

С этого вечера выздоровление Андрюши пошло быстро. Понемногу он начал ходить по избе, с трудом держа на плечах большую, не по возрасту, голову с высоким выпуклым лбом.

Ребята смеялись на Андрюшей: не голова - котел!

- Голова, вишь, к богатырю метила, а к тебе попала!

- А может, я богатырь и есть? - спрашивал Афимью тонким голоском маленький Андрюша.

Мать горько усмехалась:

- Богатыри, сынок, ведутся не от нашего порождения, а от княжьего да боярского...

Вот за эту-то несоразмерную свою голову Андрюша еще в раннем детстве получил прозвище Голован.

Большую Андрюшину голову покрывали густые темные вихры. С непокорными волосами сына Афимья не могла справиться. Немало масла извела - и всё без пользы. Прохожая странница посоветовала: