В. Зырянов - Россия в эпоху Петра Великого. Путеводитель путешественника во времени

Рассматриваемая нами эпоха ценна тем, что сохранила не только памятники церковного строительства, но и гражданские здания. При Петре городской ландшафт был украшен несколькими значительными памятниками. Надолго стала достопримечательностью Сухарева башня, ее окрестили «невестой Ивана Великого», несмотря на разницу в высоте.

В 1690-е годы стрелецкий полк Лаврентия Сухарева крепко стоял на защите интересов Петра, за что и был награжден вечным упоминанием в городской топонимике. Башню строил Михаил Чоглоков. Всем своим видом башня напоминала европейскую ратушу. Подобными яркими и запоминающимися формами Россия вступала в XVIII столетие.

За 200 лет здание успело послужить и астрономической обсерватории, и школам, и водопроводу, и музею, и раскинувшемуся вокруг пестрому рынку. Но запомнили башню, конечно, благодаря Якову Брюсу и знаменитому Нептунову обществу. «Что делает наш астролог, магик, алхимик или, просто, колдун, как называет его народ? Окончит ли он свой календарь с пророчеством на сто лет? Мерзнет ли по-прежнему на Сухаревой башне, гоняясь за звездами? Жарится ли в своей кузнице, стряпая золото и снадобье вечной жизни?» – писал И. И. Лажечников. Деятельность «чернокнижника» вошла в золотой фонд московских легенд и преданий.

Сухаревой башней восхищались и потомки. Она гордо взирает на окрестности, будто знает, что имя Петра начертано на ее мшистом челе! «Ее мрачная физиономия, ее гигантские размеры, ее решительные формы, всё хранит отпечаток другого века, отпечаток той грозной власти, которой ничто не могло противиться», – восхищался Михаил Лермонтов.

Несмотря на красоту и стать Сухаревой башни, вокруг в XVIII веке стояли довольно жалкие дома. Их описывает С. М. Любецкий: «Это место было пригородьем Москвы; там по обеим сторонам немощеной дороги стояли неприглядные, ветхие и отшатнувшиеся друг от друга избы, большею частию курные, крытые бурой, взъерошенной временем и непогодами соломой, и дранью, с пузырями вместо стекол или с напитанною маслом холстиною».

В 1934 году башню начали ломать. Сухареву ринулись защищать многие, рискуя жизнью, положением, связями. В этой эпопее отметились Юон, Жолтовский, Грабарь, Фомин, но не смогли, а башня не выстояла. Сиротливой стала Колхозная площадь, и даже помпезным домам на проспекте Мира не восполнить эту пустоту. «Она была красивая, сказочная, розовая, и по ее переходам, видным с площади, мог бы ходить кот в сапогах», – говаривал Юрий Олеша. Мой вам совет: зайдите в чебуречную «Дружба», возьмите полтинничек и помяните снесенный гений русского зодчества. Андрей Вознесенский призывал в 1980-е годы:

Черты петровского времени несут в себе палаты Аверкия Кириллова на Берсеневской набережной, фасад которых был переделан в соответствии с новой европейской модой между Полтавской баталией и переносом в Петербург. Кокетливые волюты и парадный вход, а за ними прячется чуть замшелая московская древность!

Красную площадь раньше украшало здание Земского приказа, которое было выстроено в конце 1690-х годов и претендовало на статус еще одной московской «ратуши». Здание снесли в конце XIX века, а на его месте возвели современный Исторический музей, который тоже ценен и важен, но является всего лишь стилизацией «милой старины».

Обычные для XVII века каменные здания можно обнаружить даже довольно далеко от московского центра – каменные палаты есть и в Кожевниках, и в Замоскворечье, и на Ивановской горке, и в Хамовниках.

Какое здание нужно охранять, а какое можно сносить, чтобы дать жизнь новому? Ни наука, ни жизнь пока не выработали четкого и однозначного ответа на этот вопрос. Строительный устав Российской империи считал старым здание, со времен постройки которого минуло сто пятьдесят лет. Семнадцатым веком мы дорожим. Восемнадцатым восхищаемся. Девятнадцатый уже ценим. В наш с вами век произойдет массовое осознание ценности авангарда и конструктивизма. Пока для многих это странные одутловатые коробки, но всего лишь пока. Далее последует советский модернизм 1960–1970-х и внимательное изучение столичных окраин. Понятное дело, что человек в XIX веке просто строил дом. Да, он думал о детях, о своих потомках, которые будут бегать и смеяться в жарко натопленных комнатах, но очень редко размышлял о том, что будет на месте его родного гнездышка в XXI веке. А мы должны думать. Наши с вами камни – великое богатство.

В Москве почти 10 тысяч памятников архитектуры. Вдумайтесь в эту цифру! Из этих тысяч добрая сотня – палаты XVII века, и их число постоянно растет. Настоящие дома Руси эпохи перемен! В России не так много XVII века: крупицы в Новгороде, Нижнем и Великом, во Пскове да немножко воеводских изб в совсем маленьких городах.

Наш город слишком сильно трясло в XX веке, чтобы мы могли позволить вольное обращение с окружающими домами в нынешнюю эпоху. Красные Ворота, Сухарева башня, церковь Успения на Покровке, монастыри – это все только вершина айсберга. Погибло многое, никаких скорбных книг не хватит. «Счастлив, кто имеет мужество защищать то, что любит», – писал Овидий.

В переулках вокруг современной станции метро «Бауманская» давно не сыщешь не то что строений, даже духа петровского времени. Может быть, лишь концентрация пивных ресторанов тут чуть повыше, чем в других частях города. Старина сохранилась за Яузой, где обширный Лефортовский парк и Введенское кладбище помогут почувствовать, какие ветры дули над страной в начале XVIII столетия. Все, в общем, по Пушкину – «любовь к родному пепелищу, любовь к отеческим гробам».

Новая Немецкая слобода, манившая Петра с юных лет, возникла в 1652 году, когда здесь, за ручьем Кукуем, стали нарезать земли иностранцам. В этом жесте, конечно, была определенная попытка построить «железный занавес», но на деле москвичам всегда было любопытно, как живут там, за Басманными, за рекой Чечерой. А посмотреть было на что. «Живут здесь одни только немцы, много в ней красивых каменных палат, выстроенных немцами и голландцами недавно для своего жилья. Остальные строения деревянные, но достаточно просторные. Едва ли найдешь здесь дом без сада, притом сады цветущие, плодоносные и красивые. Садоводство здесь ввели немцы», – свидетельствует Иржи Давид, посещавший Москву в 1680-е годы, накануне воцарения Петра.

Здесь можно было найти несколько инославных церквей. Берхгольц посещает католическую церковь Петра и Павла, разобранную в 1860-е годы и открытую стараниями генерала Гордона: «Церковь эту я нашел гораздо лучше, чем ожидал: она внутри хорошо отделана, расписана и украшена; снабжена также весьма недурным органом». Рядом с церковью была расположена усыпальница самого Гордона, а в небольшой пристройке хранили обширную библиотеку петровского сподвижника, причем «либерея» включала сочинения античных авторов. В Немецкой слободе существовали несколько лютеранских кирх, одна – Петропавловская, другая – святого Михаила. Кирха Петра и Павла переехала на Ивановскую горку в 1810-е годы, а церковь Святого Михаила, где был похоронен Яков Брюс, снесли в советское время.