Игорь Прокопенко - Правда о Советском Союзе. Какую страну мы потеряли?

Американские ученые сделали сенсационное открытие: нейрологи — врачи, изучающие человеческий мозг, заявили, что смех — это наркотик. Они обнаружили, что при смехе у человека активизируются те же самые участки мозга, которые возбуждаются при употреблении кокаина. Допамин — так называется химическое вещество, которое вызывает у человека хохот. Пока это вещество вырабатывает сам человеческий организм, но означает ли это, что совсем скоро ампулу допамина можно будет купить в аптеке и, сделав себе укол, вдоволь насмеяться.

Непотопляемая Россия находит поводы для смеха даже в самые суровые времена. Почти 70 лет граждане Страны Советов строят светлое будущее. Уже смешно. Как говорилось в выступлении юмориста: «Товарищи, кто-нибудь может толком сказать, в каком трамвае я еду?» И чем больше нас убеждают в том, что мы идем верной дорогой, тем охотнее мы смеемся. Во время правления Брежнева хохочут до слез. До этого ни один государственный лидер не получал бо́льшего количества страстных поцелуев и высоких наград.

Дефицит — еще один повод для шуток. Талонная система воодушевляет юмористов. Вспомним выступление Карцева: «Что мне нужно? Мне нужно… что у вас есть? Мне нужно все!»

Все произведения юмористического толка подвергаются жесткой цензуре. Но сатирикам все же удается обходить запреты и выдавать достойный продукт. Правда, далеко не все шутки могут оценить секретари обкомов и члены Политбюро.

Вспоминает Роман Карцев, заслуженный артист РСФСР:

«Есть люди, которые рвались выступать на правительственных концертах 8 Марта, 7 Ноября. А мы прятались, потому что это несчастье — все миниатюры, которые мы играли на правительственных концертах, шли в гробовой тишине — «Ликеро-водочный завод», «Авас», который мы играли в Барвихе на Новый год».

В связи с этим вспоминается миниатюра Карцева, в которой были такие слова: «Чувство юмора — прекрасное чувство. Оно необходимо каждому человеку. И как жаль, когда у некоторых его нет».

Сатирические издания времен застоя — пристанище интеллектуалов. Эзопов язык, понятный миллионам, проходит почти без купюр. В журнале «Крокодил» упорным трудом борется с тунеядцами мастер советской карикатуры Борис Ефимов. На 16‑й полосе «Литературной газеты» публикуются молодые писатели-сатирики — Лион Измайлов, Александр Иванов, Аркадий Арканов.

30 лет назад чтение являлось, может быть, единственной отдушиной для наших людей, они любили чтение, и это было прекрасно. Была литература, которую люди читали глазами, где авторы работали над словом, над сюжетом, над формой, где понятие «реприза» как таковое практически отсутствовало.

Вот пример из выступления Аркадия Арканова: «Он был большим охотником до женского пола. “Здесь, говорят, неподалеку проходит женский кросс, — хитро шепнул он мне как-то. — Может, порезвимся, если ветра не будет?”»

Юмор в чистом виде существует, пожалуй, только для детей. Молодое поколение строителей коммунизма взахлеб читает «Веселые картинки» и смотрит рисованные мультики.

Процветает отечественное кино. Комедии Рязанова и Гайдая цитирует вся страна, вот, например, запомнившиеся на десятилетия слова из «Кавказской пленницы»:

«Жить, как говорится, хорошо. — А хорошо жить — еще лучше. — Точно».

Купить билеты в Театр Сатиры можно только по блату. А попасть на концерт Райкина считается великой удачей. Со сцены в его выступлении можно было услышать и такое: «Вот я слушал вас всех долго, терпеливо, внимательно и, наконец, понял — ну и дураки же вы все!»

Правда, кроме причесанного юмора, есть и его обратная сторона — то, что недозволено говорить и показывать публично, остается на кухне. На катушечных магнитофонах слушают переписанные по сотне раз песни Галича и Высоцкого. Ни одно застолье не обходится без свежего политического анекдота, они передаются из уст в уста, и оттого, что находятся под негласным грифом «запретно», становятся еще смешнее. В советское время было много смешного и острого, но это запрещали, вырезали, купировали. Многих потрясала, например, такая фраза из фильма «Гараж»: «Я за машину Родину продал. — Попрошу факт продажи Родины зафиксировать в протоколе».

Но, по словам Эльдара Рязанова, «деятели культуры, кто инстинктивно, так сказать, кто подспудно, кто сознательно, они все воевали со строем, все воевали с режимом».

Застой заканчивается пятилеткой пышных похорон — так в шутку народ окрестил время, когда страна поочередно провожает в последний путь Брежнева, Андропова и Черненко. Весной 1985‑го генеральным секретарем становится молодой и энергичный Горбачев. Он объявляет ускорение, гласность и хозрасчет, одним словом — перестройку. Страна замирает в тревожном ожидании нового.

Как говорилось в выступлениях юмористов, «любая неприятность, при нормальном развитии событий, оборачивается бедой, которая в России, учитывая ее размеры, испокон веков называлась задницей».

Первое и самое уморительное нововведение перестройки — сухой закон. Лишение традиционной радости винопития сразу сплотило простых тружеников и элитарную прослойку — в очередях к винным магазинам. А для юмористов наступает благодатная пора — как-никак свобода слова!

По воспоминаниям Александра Ширвиндта, художественного руководителя Театра Сатиры, народного артиста РСФСР: «Приехали в Красноярск на гастроли. Только-только вышел сухой закон. Замечательные гастроли, тогда еще первый секретарь обкома устроил нам грандиозный банкет где-то вот за городом, в резиденции. Там омули, стол ломится и стоит, как сейчас помню, в графинах манго, его пить невозможно, разведенный сахар. И под эту водочную закуску все пили манго».

За 30 лет многое изменилось. Вседозволенность сняла ореол святости со многих запретных тем. Можно высмеивать власть, не опасаясь за последствия. Прямо со сцены.

Очередь в винный магазин в период кризиса, начало 90-х годов

Перестройка, с одной стороны, дала огромные возможности: делай что хочу, критикуй кого хочу, пародируй кого хочу — и все это кончилось тем, что сама перестройка настолько себя запародировала и настолько сама себя «рассмешила», что, по словам Александра Ширвиндта, пересмешить, например, Жириновского стало невозможно, потому что он документален.

А в остальном каждый волен выбирать — пойти в Театр Эстрады или на американскую комедию. Купить пачку анекдотов из рук уличного торговца или бродить по каналам вместе с телевизионными юмористами. Но почему-то юмор стремительно теряет былую остроту. Жанр из литературного превратился целиком в эстрадный, слово для глаза стало словом для уха.