Матвей Гречко - Русская история в легендах и мифах

Вторая:

«Боюсь гнева вашего величества, штоб вы чего на нас неистоваго подумать не изволили и штоб мы не были притчиною смерти злодея вашего он сам теперь так болен, што не думаю, штоб он дожил до вечера и почти совсем уже в беспамятстве, о чем и вся команда здешняя знает и молит бога, штоб он скорей с наших рук убрался».

И последнее письмо, которое дошло только в тайком сделанной копии:

«Матушка, его нет на свете, но никто сего не думал, и как нам задумать поднять руки на государя. Но, государыня, свершилась беда: мы были пьяны, и он тоже, он заспорил с князем Федором [Барятинским]; не успели мы рознять, а его уже не стало».

Много лет спустя графиня Головина передавала слышанный ею от Панина рассказ об этом преступлении. Она находила это свидетельство тем более ценным, что сам Панин никогда не был особенно расположен к Екатерине и считался человеком беспристрастным.

«Однажды вечером, когда мы были у него в кругу его родственников и друзей, он рассказал нам много интересных анекдотов и незаметно подошел к убийству Петра III. “Я был, – говорил он, – в кабинете Императрицы, когда князь Орлов пришел известить ее, что все кончено. Она стояла посреди комнаты; слово “кончено” поразило ее. – Он уехал! – возразила она сначала. Но, узнав печальную истину, она упала без чувств. С ней сделались ужасные судороги, и одну минуту боялись за ее жизнь. Когда она очнулась от этого тяжелого состояния, она залилась горькими слезами, повторяя: “Моя слава погибла, никогда потомство не простит мне этого невольного преступления”. Фавор заглушил в Орловых всякое другое чувство, кроме чрезмерного честолюбия. Они думали, что, если они уничтожат Императора, князь Орлов займет его место и заставит Императрицу короновать его”».

Первоначально Петр III был похоронен безо всяких почестей в Александро-Невской лавре, так как в Петропавловском соборе, императорской усыпальнице, хоронили только коронованных особ. Сенат просил императрицу не присутствовать на похоронах.

В 1796 году по приказу Павла I останки его отца были перенесены в Петропавловский собор. Петра III перезахоронили одновременно с погребением Екатерины II; император Павел при этом собственноручно произвел обряд коронования праха своего отца. Именно поэтому на надгробных плитах и стоит одна и та же дата: «18 декабря 1796».

Таинственная гибель Петра III впоследствии породила множество самозванцев. По некоторым сведениям, их было около сорока человек и в России, и за рубежом. Наиболее известны Емельян Пугачев, Стефан Малый, захвативший власть в Черногории, и глава секты скопцов – Кондратий Селиванов.

«Россия есть Европейская держава. Доказательство сему следующее. Перемены, которые в России предпринял Петр Великий, тем удобнее успех получили, что нравы, бывшие в то время, совсем не сходствовали со климатом и принесены были к нам смешением разных народов и завоеваниями чуждых областей. Петр I, вводя нравы и обычаи европейские в европейском народе, нашел тогда такие удобности, каких он и сам не ожидал», – писала Екатерина.

Она стремилась править мудро, мечтала сделать все, чтобы превратить Россию в развитую европейскую державу. Читала передовых философов, переписывалась с ними, сумела внушить им уважение к себе и прислушивалась к их мнению. Ее царствование длилось 34 года. Многое ей удалось за это время, но в чем-то она потерпела поражение.

Екатерина II. Дмитрий Кевицкий. 1780-гг.

Не ограничиваясь теорией, она в первые годы царствования отправилась в путешествие по России, чтобы лучше узнать страну, и добралась аж до Казани.

«Сенат определял воевод, но числа городов в империи не знали. Когда я требовала реестра городам, то признались в неведении оных; даже карты всей империи Сенат от основания своего не имел. Я, быв в Сенате, послала пять рублей в Академию наук чрез реку от Сената, и купленный там Кирилловский печатный атлас в тот же час подарила Правительствующему Сенату», – писала она.

Она писала о том, что нужно просвещать нацию, которой управляешь, ввести добрый порядок в государстве и заставить общество соблюдать законы, учредить в государстве хорошую и точную полицию, способствовать расцвету государства и сделать его изобильным, сделать государство грозным в самом себе и внушающим уважение соседям.

Сенат Екатерина решительно реформировала, лишив его законодательной инициативы. В ее царствование была созвана Уложенная комиссия для систематизации законов. Губернская реформа позволила лучше организовать управление огромной страной. Дворяне, купцы 1-й и 2-й гильдии и именитые граждане были освобождены от телесных наказаний.

Введено государственное регулирование цен на соль – жизненно важный товар. Без соли невозможно было законсервировать на зиму продукты, они портились, наступал голод.

Был запрещен импорт тех товаров, которые производились или могли производиться внутри России: пошлины от 100 до 200 % накладывались на предметы роскоши, вино, зерно, игрушки… Случалось даже, что модницы, возвращаясь из Парижа, были вынуждены отправлять свои наряды обратно, так как не имели права появиться в них при дворе.

«У Императрицы был особый дар облагораживать все, к чему она приближалась. Она сообщала смысл всему, и самый глупый человек переставал казаться таким около нее. Каждый оставлял ее довольный собой, потому что она умела говорить, не вызывая смущения и применяясь к разумению того, с кем она говорила», – вспоминала о ней Варвара Головина.

«Однажды императрица Екатерина во время вечерней эрмитажной беседы с удовольствием стала рассказывать о том беспристрастии, которое заметила она в чиновниках столичного управления, и что, кажется, изданием “Городового положения” и “Устава благочиния” она достигла уже того, что знатные с простолюдинами совершенно уравнены в обязанностях своих перед городским начальством.

– Ну, вряд ли, матушка, это так, – отвечал Нарышкин.

– Я же говорю тебе, Лев Александрыч, что так, – возразила императрица, – и если б люди и даже ты сам сделали какую несправедливость или ослушание полиции, то и тебе спуску не будет.

– А вот завтра увидим, матушка, – сказал Нарышкин, – я завтра же вечером тебе донесу.

И в самом деле, на другой день, чем свет, надевает он богатый кафтан со всеми орденами, а сверху накидывает старый, изношенный сюртучишко одного из своих истопников и, нахлобучив дырявую шляпенку, отправляется пешком на площадь, на которой в то время под навесами продавали всякую живность.

– Господин честной купец, – обратился он к первому попавшемуся курятнику, – а по чему продавать цыплят изволишь?