Борис Бурда - Великие романы великих людей

Людовик XIV в детстве. Филипп де Шампань. 1642 г.

Но имя единственной дамы, воспротивившейся королевским желаниям, сохранила история – это была уже упоминавшаяся патронесса фрейлин мадам де Навай. Правда, лично на нее король и не думал посягать – хватало ее подопечных покрасивее и помоложе, но свой служебный долг по отношению к подчиненным ей и по умолчанию прекрасным и невинным девам выглядел в ее глазах несколько иначе. Поначалу она просто велела запирать двери, ведущие в места проживания ее голубок, но что же вы думали, у короля каменщиков нет? Запирать двери после сигнала к тушению огней есть дело нормальное, таков порядок, и не королю просвещенной державы его нарушать. А вот соорудить не указанную на генплане здания дверь в стене апартаментов одной из фрейлин, кстати говоря, проще простого и для государственной казны совсем не обременительно.

Узнав, что визиты к этой фрейлине, а через ее покои ко всем остальным продолжаются, как будто бы никто и дверей не запирал, мадам де Навай возмутилась и приказала замуровать дверь. Вот тут-то и не стало предела королевскому гневу – сознательное воспрепятствование воле монарха, да за такое казнить мало! И мадам де Навай с мужем и всем семейством была предана участи, которая хуже смерти. Королевский указ предписал им немедленно покинуть блестящий королевский двор и сидеть безвылазно в своей глуши, носа высунуть не смея. Для настоящего придворного и секира палача – более мягкое наказание! И жизнь потекла, как и прежде, без единого случая неповиновения королевской воле. То ли дело в России, где в поисках секса и Иван Грозный, и Петр Второй имели обыкновение врываться в дома своих подданных во главе вооруженных шаек. Визг, проклятия, безуспешные попытки кусаться и царапаться, откровенные изнасилования – и это в личном присутствии и при участии монархов, наделенных от природы божественным правом распоряжаться своими подданными! Причем сопротивлялись без какого-либо толку, не извольте сомневаться. И справедливо этот русский бунт насилуемых девиц, бессмысленный и беспощадный (вот уж точно никого не щадили), оставил о себе в истории самые скверные воспоминания, а вот о простых забавах просвещенного французского монарха слова плохого никто не сказал. В том числе и фрейлины, умевшие соблюдать приличия в высочайшем присутствии.

Столь волшебная легкость решения личных проблем была абсолютно недоступна Франсуазе д’Обинье – и не только потому что она-то в те годы еще не была королевой, а просто в силу особенностей ее пола и взглядов современников на правильное поведение знатной девицы. Не то чтоб добрачный секс был для француженок абсолютным табу – если я и скажу, вы не поверите, ведь о каких-то неприятностях осчастливленных Людовиком фрейлин нигде ни строчки нет. Еще и гордились таким вниманием. И вообще единственное государство в Европе, где нет ни одной девушки, согрешившей до брака, – это Ватикан, а в те времена и его не было. Да и не та Франсуаза девушка, чтоб творить безрассудства, повинуясь зову плоти, – веру-то она приняла католическую, а мышление у нее осталось протестантское, холодное и рассудочное. Ее волновала проблема гораздо более насущная – как устроиться в жизни, выйти замуж, обрести статус, делающий ее приемлемой в глазах общества. Молодости и красоты было для этого мало, даже карибская экзотичность не помогала – требовались деньги. Приданое. А с этим у Франсуазы было совсем плохо – ее папочка чем-то напоминал Российскую империю полным неумением толково грабить колониальные окраины, и с тропических островов она вернулась бедной, как церковная мышь.

Надеяться приходилось на милость состоятельных родственников, а она имела свои пределы. Богатая и влиятельная тетушка, мадам де Нейян, то устраивала сиротку послушницей в монастырь Святой Урсулы, то забирала ее к себе, когда ей казалось, что плата, вносимая монастырю (послушниц даром не держали), была больше, чем траты на угол и тарелку супа в ее парижском доме, то возвращала туда. Надо было или постригаться в монахини, а это на всю жизнь, или помирать с голоду, или зарабатывать на кусок хлеба чем-нибудь зазорным – хорошо, если просто попрошайничеством. А ведь у прекрасной послушницы уже появились знакомые кавалеры, и один из них, шевалье де Мере, называл ее утонченным прозвищем «прекрасная индианка» – хочется блистать и пленять, а не просить и молиться. На борту корабля, плывущего с островов во Францию, она вдруг занемогла, лишилась чувств, все были уверены, что она умерла, уже готовили немудрящий ритуал корабельных похорон в открытом море – и вдруг она очнулась как ни в чем не бывало! Корабельный священник сказал ей, что так просто такого не бывает, что ей суждена великая судьба – неужели ошибся? Кто возьмет бесприданницу? Старик, бедняк, урод или калека. Но даже такого что-то не видать…

У королей с законным браком проще и в то же время сложней. С одной стороны, женят короля обязательно, все ресурсы государства задействуют, потому что беспорядки при отсутствии наследника престола все равно, скорее всего, обойдутся дороже. С другой стороны, выбирать невесту будет не король, а весь государственный аппарат, где он – только маленькая часть, а если он пока еще наследный принц, то и вообще непонятно кто. И критерии выбора будут касаться исключительно государственных выгод, а какие-то сходство характеров, сексуальная совместимость, взаимная уживчивость и вообще чувства никого не обеспокоят – даже самого монарха или принца, он сам понимает, какая у него работа и в чем состоят его служебные обязанности. Юношеские потуги Людовика жениться на Марии Манчини, племяннице Мазарини, не стоит рассматривать всерьез – ему сказали, что нельзя, и он согласился, тоже мне тема для романса!

А тем временем ему и невесту подогнали – длинная и бессмысленная, как инструкция к микроволновке, франко-испанская война изжила себя не только как предприятие, но и как развлечение, настало время тихо ее удушить и попробовать пожить как люди. Для прочности мира его решили скрепить браком с испанской принцессой Марией-Терезией. С медицинской точки зрения это было генетическое преступление – принцесса была дочерью родного брата матери Людовика и родной сестры его отца, двоюродная сразу по двум линиям, только один из их шести детей дожил до совершеннолетия. Как видите, король регулярно посещал супружеское ложе, он был человек ответственный и государственными обязанностями не манкировал. Всяческим фрейлинам это совершенно не мешало, король отличался великолепным здоровьем и прекрасной работоспособностью – ну так фрейлиной меньше, зато в семье мир и тишина. Королева тоже сознавала нюансы своего высокого положения и не роптала вслух, тихо тоскуя и объедаясь диковинным в тогдашней Франции шоколадом, даром владений Испании за океаном. Вскоре единственными людьми, которым был хоть зачем-то нужен этот брак, остались дальновидные французские дипломаты, которые ждали с нетерпением, когда же Испания просрочит выплаты огромного приданого – целых полмиллиона золотых экю. Деньги были большие, с выплатами испанцы не справились, и это послужило Франции поводом аж для двух войн, но это уже немного иная история. А пока что король жил в крайне благополучном браке: что есть жена, что нет ее – все едино.