Алексей Богомолов - Легенды первых лиц СССР

В сентябре 1979 года, как вспоминает Владимир Медведев, Ленинградский опытный завод № 5 гражданской авиации получил задание в течение двух недель разработать и изготовить трап-эскалатор под самолёт Ил-62. Задача была фантастически трудной: нужно было стационарный эскалатор типа метрополитеновского, но поменьше, установить на грузовой автомобиль ЗИЛ-130. При этом выяснилось, что нормальное движение эскалатора можно было обеспечить только на полных оборотах двигателя грузовика. Трудно представить себе ревущий грузовик, облака выхлопных газов и плывущего вверх к самолёту Леонида Ильича…

Когда готовое изделие привезли во Внуково-2 (это было уже весной 1980 года), выяснилось, что первые пять ступенек, которые были неподвижными, Брежнев преодолеть не мог. Специальная комиссия отметила в качестве недостатков «невозможность поднятия пассажиров с земли», слишком высокую (более 10 см) высоту ступеней, неустойчивость трапа и ещё 21 позицию. В общем затратили на производство опытного образца 250 тысяч рублей (это полноценных советских рублей), а потом списали его. Решили купить трап за границей и купили-таки! Но воспользоваться им никто не успел, поскольку престарелые члены Политбюро один за другим умерли, а Горбачёв поднимался в самолёт самостоятельно. По этому поводу вспоминается советский анекдот 1985 года о том, как в ином мире встретились Брежнев с Черненко. Брежнев спрашивает: «А кто там сейчас генеральный секретарь?» Черненко отвечает: «Да Миша Горбачёв». Брежнев снова: «А кто его поддерживает?» Черненко (вздыхая): «Да никто, он сам ходит…».

В послебрежневскую эпоху партийные и государственные руководители высокого ранга несколько раз попадали в различные аварии. До сего времени очень немного было известно о катастрофе вертолёта, в котором летел в Башкирии глава правительства РСФСР и член Политбюро Виталий Воротников. Об этом случае рассказывал начальник охраны Воротникова Виктор Кузовлёв. По его словам, в сильный туман Закиров, первый секретарь компартии Башкирии, дал приказ лётчику садиться. И пришлось это делать, причём не против ветра, а по ветру, в результате чего вертолёт с 400-метровой высоты понесло к земле.

— На наше счастье, — вспоминал Кузовлёв, отвалилось правое шасси со стороны двигателя. И когда вертолёт упал, он пока в косу свои винты не сплёл, тащил нас и зарылся в землю двигателем, благодаря чему не загорелся. Когда он остановился, я крикнул: «Первым выносим Виталия Ивановича!» Да какое там, все, кто на ногах был, убежали. Остались я и помощник, в крови лежащий на Виталии Ивановиче. А мой заместитель со сломанной шеей лежит. Ну, я поднял охраняемого, помог сесть. Тут уже подбежали один из членов экипажа и председатель КГБ Башкирии, и я через окно передал им Виталия Ивановича, а они его приняли. Затем выпрыгнул сам, и мы отвели охраняемого за 200 метров от вертолёта… Потом вытащили из вертолёта председателя Совмина Башкирии с травмой спины, моего заместителя Федотова и остальных пассажиров. У всех нас сотрясение мозга было сильнейшее. Я, например, три дня после этого голову от подушки не мог оторвать.

В прессу информация об этой авиакатастрофе не просочилась. Воротников, получивший ушибы, дал указание продолжить поездку, правда, по сокращённой программе, отснять сюжет для телевидения, чтобы показать гражданам, что всё с ним в порядке.

А вот заместителю начальника охраны Воротникова Геннадию Федотову повезло меньше. Он до последнего пытался удержать охраняемого в кресле, но был отброшен к стене, на которой висели вешалки для одежды, и сильно повредил шейные позвонки. После длительного лечения ему пришлось уйти на пенсию.

После этого случая эксперименты с вертолётными полётами членов Политбюро закончились…

Борис Ельцин, который в апреле 1990 года ещё не был высшим руководителем страны, но уже метил на один из главных постов, совершал вояж по Европе с презентацией своей книги «Исповедь на заданную тему». И в один прекрасный день отправился из Барселоны на политологический семинар выступать. Во время полёта произошёл отказ нескольких систем небольшого частного самолёта, и он стал возвращаться в Барселону. Вот как вспоминал об этом Борис Ельцин:

— Пилот начал сажать самолёт. И тут новая, мягко говоря, неприятность — не выпускаются шасси, механизм не срабатывает. И в момент касания с землёй показалось, самолёт просто рухнул.

…В общем, досталось кое-кому крепко. А у меня удар пришёлся на позвоночник. Боль жуткая, просто невозможная! Оказалось потом, что между двумя позвонками, третьим и четвёртым, выбит диск… Чувствую, весь низ тела парализован, не могу двигаться. Меня повезли в госпиталь…

Чем закончилась история — известно. Ельцин был прооперирован и восстановил повреждённый позвоночник. А потом стал президентом России…

Когда я разговаривал с ветеранами ФСО о нештатных ситуациях в воздухе, все они сходились во мнении, что сама по себе авиационная техника надёжная. И лётчики, обслуживающие первых лиц, как правило, тоже суперпрофессионалы. Среди причин, которые могут привести к авиакатастрофе, они называли в первую очередь вмешательство руководства в действия пилотов, а во вторую — погодные условия. Но первые лица СССР в работу лётчиков, скорее всего, не вмешивались. Поэтому у них число взлётов равнялось числу посадок…

СССР был страной, полной парадоксов. Скорее всего, у нас в своё время было самое большое количество единиц стрелкового оружия в мире. Особенно, конечно, боевого. Несмотря на то что оно время от времени утилизируется, на армейских (и не только армейских) складах хранятся до сих пор винтовки и револьверы, автоматы и пистолеты времён Первой мировой, Гражданской и Великой Отечественной войн, а также немецкое, чехословацкое, японское, итальянское и другое оружие. О миллионах отечественных стволов я уже не говорю.

С другой стороны, в легальном частном владении боевого огнестрельного оружия совсем немного. И это — традиция, которая складывалась в СССР и России в течение последних 90 лет. Для советских граждан пистолет был не предметом повседневного пользования, а символом власти. Когда в годы коллективизации в деревню посылали «двадцатипятитысячников», каждый из них кроме пропагандистской литературы и небольших финансовых средств получал наган с патронами. Правда, к началу 1930-х годов даже у преданных делу партии рядовых коммунистов боевое оружие всё же изъяли. Но зато им награждали тех, кто был приближен к власти. Маузеры, наганы, браунинги доставались полярникам и известным учёным, героям труда и просто преданным власти известным гражданам. По должности их получали секретари обкомов и крупных партийных организаций. А те, кто находился на вершине политического Олимпа (секретари ЦК, ключевые министры, военачальники и высшие чиновники), имели привилегию: возможность хранить, носить и использовать боевое (не говоря уж об охотничьем и спортивном) оружие в любых количествах.