Норман Дэвис - Белый орел, Красная звезда

Несколько дней назад под Миколаевом большевики разбили эскадрон 11-го уланского полка и Лелек Гарбиньский был зарублен саблей в висок. Так вот люди и гибнут как мухи. Хуже всего с ранеными - до железной дороги 100 километров, жара, автомобилей нет, подвод тоже. Моему непосредственному командиру подхорунжему Богуславскому (...) оторвало гранатой ногу, за два дня умер от заражения.(...)

В 11 ночи мы захватили Лопатин, расквартировались, уснули, кони расседланы - вдруг заработали со всех сторон с десяток пулеметов, с каждого огорода выстрелы; мы кое-как выбрались, почти без потерь, всю ночь стояли в шеренгах, готовые к схватке, а после до полудня вновь отвоевывали Лопатин, от полудня еще три часа овладевали мостом через Стырь, три раза он был в наших руках, и только с четвертого раза окончательно, и само собой, целая ночь в боеготовности, чтобы его удержать, и т.д., и т.д., и так каждый день, каждый день, каждый день по нескольку человек теряем.

Приказывают идти чистить коней.

Целую ручки любимым родителям, прошу не забывать меня и обнять братьев (...)

Любящий сын Казик”. [19] Письмо Казимежа Карского из 1-го (Креховецкого) уланского полка, 5 августа 1920 г., опубл. в “Przegląd Kawalerii i Broni Pancernej”. London VIII N. 59 (1970), стр. 240

В общих описаниях теряется богатство человеческих судеб. На польской стороне можно было увидеть добровольцев-подростков в школьных фуражках, неспособных поднять свои тяжелые английские винтовки, полковника, “пышущего гонором из носа и ушей”, упавшего на собственную шпагу, чтоб не попасть в плен к коммунистам, или пленных, раздевающихся до белья на снегу, чтобы захватившие их большевики не могли распознать и расстрелять офицеров. На советской стороне мы можем обратиться к описаниям Бабеля: его комдива Павличенко, пастуха с Кубани, который ездил домой специально, чтобы забить до смерти своего хозяина; раненного анархиста Сидорова, мечтающего о солнце Италии и планирующего дезертировать в пятый раз; казака Прищепы: “неутомительного хама, вычищенного коммуниста, будущего барахольщика, беспечного сифилитика, неторопливого враля”, который из мести вешал собак, убивал старух и коров. Гражданские персонажи не менее колоритны - старик Гедали из Житомира, в цилиндре и с пейсами, говоривший “Да” революции и “Да” субботе; Ромуальда, помощника священника, кастрата, который “мог бы стать епископом, если бы не был шпионом”, Ромуальда, “который величал нас товарищами”, и которого “мы мимоходом застрелили”. Без сомнения, на польско-большевистской войне сражались яростно и жестоко. Поляки часто расстреливали взятых в плен комиссаров. Советские расстреливали пленных офицеров и перерезали горло священникам и помещикам. При случае обе стороны убивали евреев. Сам воздух здесь был пропитан жестокостью. У солдата было постоянное ощущение хаоса и опасности. Он редко находился в удобном окопе или в обнадеживающем окружении своего полка. Гораздо чаще ему приходилось быть одному - в лесу, либо в карауле на краю села, никогда не зная, случится ли неожиданная атака спереди или с тыла, не представляя, движется ли фронт вперед или назад. Засады и неожиданные атаки сеяли панику и требовали мести. Встречи с врагом были нечастыми, но кровопролитными.

В феврале 1919 года новая Советская Социалистическая Республика Литвы и Белоруссии, или Лит-Бел, была плохо готова к войне, как в политическом, так и в военном плане. Главной фигурой республики был выдающийся армянин, Александр Мясников, который руководил здесь коммунистическим движением с марта 1917 года, когда появились первые фронтовые комитеты, до падения Лит-Бела в апреле 1919-го. В 1917 году, вместе с Михаилом Фрунзе Мясников организует Минский фронтовой комитет, который перетянул на сторону революции местные царские войсковые части, а в июле остановил корниловский поход на Петроград, имевший целью совершение правого государственного переворота. После Октябрьской революции он был председателем Совета Народных Комиссаров Западного региона и командующим Западной армией. В первых месяцах 1918 года он организовал сопротивление антибольшевистскому корпусу генерала Довбор-Мусьницкого в кампании, которая была прекращена германской оккупацией. Довбор-Мусьницкий, контролировавший Минск, когда пришли немцы, был интернирован; Мясников отступил к Смоленску. На западе советская власть была крайне слаба. Большевики с трудом удерживали верх, даже среди своих собратьев-революционеров. Минский Совет по-прежнему управлялся меньшевистско-эсеровским большинством еще долгое время после Октябрьской революции в Петрограде. Мясников удержался в ноябре 1917-го только благодаря тому, что его друзья на востоке послали ему в поддержку бронепоезд. Большевики держались только потому, что они были единственной фракцией, которая могла управлять армией.

Советская Западная армия, или 16-я армия, дислоцировавшаяся в Смоленске, состояла из четырех формирований - Псковской (Литовской) пехотной, 17-й (Витебской) стрелковой, Западной стрелковой дивизий и подразделений 2-го региона пограничной службы. К концу 1918 года в общей сложности она объединяла 19 000 человек. Артиллерия и кавалерия отсутствовали. Во всей армии было восемь орудий и 261 лошадь. В последующие месяцы она была пополнена призывом и мобилизацией пригодных к службе членов партии и насчитывала 46 000 к концу февраля [20] Какурин Н.Е., Меликов В.А. Война с белополяками. М., 1925, с. 7; Директивы…, с.157-158. . Но и в этом случае силы ее не соответствовали ни численно, ни качественно задаче обороны территории, по площади равной Англии с Уэльсом. Характер новобранцев больше соответствовал типу красногвардейцев, пригодных для местного патрулирования, но не для широкомасштабных или наступательных действий. Западная армия имела низкий приоритет в глазах наркомвоенмора Троцкого. На данное время угроза конфликта с Польшей имела второстепенное значение.

12 февраля 1919 года советский главнокомандующий Вацетис организовал Западный фронт на базе прежнего Северного. Он продолжал действия на эстонском и латвийском оперативных направлениях, которые считал более важными, сохраняя Западную армию под тем же командованием. В его первом приказе, определявшем задачи нового фронта, была намечена “глубокая разведка” до Тильзита, Брест-Литовска, Ковеля и Ровно. Приказывалось особое внимание уделить обороне основных железнодорожных узлов, включая Вильно, Лиду, Барановичи и Лунинец [21] Директивы…, №№310, 311. .

В составе Западной армии особое место занимала Западная польская стрелковая дивизия. Согласно декрету №115 от 21 октября 1918 года Реввоенсоветом приказывалось всех польских военнослужащих Красной Армии собрать в одно формирование. После обучения под Москвой и службы на Дону, Западная дивизия была направлена в Минск, чтобы присоединиться к занятию территории Обер-Оста. 5 января 1919 года она приняла участие в действиях против виленской Самообороны. Тогдашнего командира и историка Западной дивизии Станислава Жбиковского заменил генерал Лагва, член Польской Социалистической партии. Его политкомиссаром был Адам Славинский. 8 000 бойцов дивизии принадлежали к нескольким полкам, имевшим польские названия: 1-й Революционный полк Красной Варшавы, 2-й Люблинский, 3-й Седлецкий, 4-й Красный полк Варшавских гусар, 5-й Литовско-Виленский, 6-й полк Мазурских уланов. Эти полки образовывали три пехотные бригады, усиленные артиллерийской и кавалерийской поддержкой. Западная дивизия постепенно теряла свой исключительно польский характер, однако продолжала оставаться на острие советской политической кампании на западном направлении, являясь штурмовым отрядом Революции. Каждому командиру сопутствовал политкомиссар, контролирующий его приказы. Каждая часть имела военный совет, руководили которым совместно командир и политкомиссар. Каждая дивизия имела свой революционный трибунал, который пресекал случаи политических отклонений. Военный комиссариат Троцкого строго надзирал за командирами, а большевистская партия - за комиссарами. Даже в 1919 году, когда главное внимание Троцкий уделял фронтам Гражданской войны, он всегда мог совершить летучий визит в Западную армию, сойдя с бронепоезда, сея страх, поднимая дух и повышая эффективность действий. Политизированность Красной Армии превращала ее в необычный новый мир, где даже энтузиастов могла подавить бюрократия и сопутствующий ей жаргон. Сокращения названий рассматривались как революционный обычай, создавая ложное впечатление, что и сама бюрократия сокращается. Новичок на Запфронте находился под началом военрука и политрук а, приказы получал от своего комдива или от политотдела , РВС, наштареввоенсова, главкома, наркома, предреввоенсоврепа или от самого предсовнаркома .