Голубиная книга. Славянская космогония

Как царь по многих победах и трудах в больший сан и честь возводит своего воина, так уже и этому Господь Бог сам дал рабу Своему утешение, так как трудился, всех сердца обращая своею благостью, дальних и ближних, и просвещая все души. И оттоле начал пребывать в первом подвиге, и все приходили с радостью великою, ибо великая благодать Божия на городе всех просветила и веселила, тишину же морскую и мир всем благим на многие лета подавала, и еще не оскудеет молитвами Святой Богородицы и преподобного Авраамия и всех святых Его. И оттоле прославил Господь более. Ибо зло блаженного оскорбившие обращаться начали и падать в ноги, прося прощения у того, кто всеми ненавидим был. Все, кто прежде боялись прийти, уже не боялись, но радуясь приходили. Не только одни горожане приходили, но и с женами и детьми, иные из князей и вельмож, рабы и свободные же приходили, все свои грехи исповедуя ему, и так же уходили в дома свои радуясь.

Принял блаженный дом Святой Богородицы, и украсил его, как невесту прекрасную, как и прежде и более говорили, иконами, и завесами, и свечами, что и ныне видно. И все приходили в дом его, милости и заступничеству во хвалу Бога и ученика Его. Многие же хотели быть черноризцами, но не сразу постригал, зная труд искушения великого от общего всем врага. И было братии числом 17. Так блаженный искал от Христа благости, ибо все ему Господь откровение дал разуметь. Жития хотящим и к нему приходящим так отвечал: говоря к послушливым и смиренным, велел им часто приходить к себе, сколько же было от златолюбия и злобы, тех удалял. Так от своих напастей многие черноризцы принимали искушения. Того ради не скоро принимал, искушал же так. Зная по книгам, слышал о некоем игумене, только до 12 монахов имевшем, из них два в искусе. А когда кто хотел у него постричься, то замечал, к которому прежде брату войдет. Если пойдет к подвижному брату, то стоя славил Бога, руки воздев, и о нем молился Богу. Если же не к такому, то печален был, зная, как нудно ленящимся на сей подвиг черноризцам. <���…>

Великую же любовь потом стяжали. Блаженный епископ радовался, что такого даровал ему Бог святого и блаженного мужа. Авраамий же радовался, что такого даровал ему Бог святого блаженного епископа. Авраамий же снова радовался, что ту в дар благодать принял от него. Мало же в такой любви прожил епископ и преставился к Богу, по правде сказать, воистину святой, преподобный и к Богу так подвизался, от юности трудясь и до самой седины великого священства. И так преставился к Богу святитель великий Игнатий города Смоленска. О преставлении его многие говорят, что великий свет снизошел с небес, так что страх напал на всех, и так взошел, радуясь, на небеса, свершив течение доброе о Господе Боге. И все попросили милости от Бога, да помилует нас по милости своей, так как дал святителя такого городу сему.

Оттоле более начал подвизаться блаженный Авраамий, и о таком разлучении преподобного в смирении многом и плаче от сердца со вздыханием и со стенанием поминал в себе часто, о разлучении души с телом. Авраамий часто в себе вспоминал, как извлекут душу пришедшие ангелы <���…>. Пребывал же блаженный в таком подвизании все дни и лета жизни своей, обо всех бдя, и молясь со вздыханием, многих же научив и наказав пребывать в добром труде, в бдении же, и в молитве, и в терпении, и смирении, в милостыне и в любви. И так утвердил всех со слезами многими этого не забыть никогда. И говорил: «И меня, смиренного, не забывайте в молитвах ваших, молясь Владыке и Богу, и Пречистой Его Матери со всеми святыми Его». И потом болезнь на блаженного нашла, и так преставился, предав блаженную душу Господу, которого желал, и получил Царство Небесное. И пребыл блаженный Авраамий подвизаясь лет 50 от юности до конца жизни свое о Христе Иисусе, Господе нашем, Ему же слава и держава с Отцом и Святым Духом, и ныне, и присно, и вовсе бесконечные века. Аминь.

В классической древности всякий гражданин волен был писать о богах все, что считал нужным, даже излагать мифы, противоречащие другим мифам или представляющие богов, мягко говоря, далекими от совершенства. Христианская же Церковь, склонная определять каждую букву («йоту») в своем учении, жестко разделила религиозные книги на боговдохновенные (канонические), душеполезные и отреченные (апокрифические). Первые нельзя было ни оспаривать, ни изменять их текст. Со вторыми можно было, в принципе, где-то не соглашаться, хотя мало кто решался посягать на авторитет отцов Церкви. За чтение же, хранение, переписывание, тем более за сочинение книг «отреченных и ложных» грозило как минимум отлучение от Церкви, в худшем же случае пытки и костер. Индексы запрещенных книг появились на Руси вместе с христианством. (Примечательно, что даже многие ветхозаветные книги, созданные или дошедшие до нас на греческом языке, католики считают каноническими, православные — душеполезными, а протестанты — апокрифами.) Тем не менее апокрифы вызывали постоянный интерес болгарских, сербских, древнерусских интеллектуалов.

Сочинялись апокрифы чаще всего в Византии, переводились в Болгарии и Сербии и оттуда шли на Русь. Однако среди авторов или редакторов отреченных книг были и славяне. В частности, последователи ереси богомилов, основанной в X в. в Болгарии попом Богумилом. Его сын получил известность как «поп Иеремия» и считался автором нескольких апокрифов. Очень часто апокрифы писались от имени библейских персонажей или отцов Церкви. Литературный подлог был известен еще в античные времена и тогда не осуждался. Наоборот, считалось, что автор, приписавший свое сочинение, например, Гиппократу или Зороастру (Заратуштре), благородно жертвовал личной славой. Грань между книгами «истинными» и «ложными» зачастую была условной. Даже многие из канонических книг — по сути, те же апокрифы-подлоги, только признанные Церковью. Так под именем пророка Исайи (VIII в. до н. э.) писали три автора — он сам и два его продолжателя VI–V вв. до н. э. К святоотческим причислялся свод сочинений, написанных в V в. от имени философа Дионисия Ареопагита, современника апостолов. Апокрифический материал нередко использовался в одобряемых Церковью Палеях — пересказах Библии.

Показательна история весьма популярной в средние века «Беседы трех святителей», приписывавшейся Василию Великому (329–379), Иоанну Златоусту (347–407) и Григорию Богослову (330–390). Эти отцы Церкви, хотя и были современниками, ничего подобного ни вместе, ни порознь не писали. Однако «Беседа», созданная около X в. на греческом языке и вскоре переведенная на славянский, считалась душеполезной. Не позднее XIII в. появилась славянская редакция, столь обильная апокрифическими мотивами, что Церковь стала осуждать «Беседу» и приписывать ее попу Иеремии. Третья же редакция действительно содержала мотивы откровенно еретические, богомильские.