Л Вагнер - Повесть о художнике Айвазовском (не полностью)

В то утро забор опять оказался забеленным. Ованес достал уголь и начал рисовать. Но не успел он нанести основные контуры рисунка, как услышал тревожные сигналы товарища, наблюдавшего за калиткой и переулком. Товарищ вслед за предупреждением подбежал и быстро увлек его за собою.

Убегая, Ованес на углу оглянулся и увидел стоявшего у забора толстого полицейского с рыжими усами.

На главной улице мальчики замедлили шаги, чтобы не привлечь к себе внимания.

Входя во двор училища, Ованес опять оглянулся и увидел того же полицейского, поспешавшего вслед за ними.

Во время уроков мальчик был неспокоен, ожидая каждую минуту беды.

К счастью, учитель сегодня не спрашивал у него урока, а то, наверно, от страха он бы все перепутал.

В уездном училище занятия проходили до и после обеда. На последнем дообеденном уроке Ованес начал успокаиваться. Он решил, что если бы что-нибудь стряслось, то во время большой перемены его бы обязательно вызвали к смотрителю.

Но добрые предчувствия обманули мальчика. После уроков учитель огласил список учеников, оставленных без обеда. У Ованеса екнуло сердце, когда была произнесена и его фамилия.

В классе остались только наказанные. Одних учитель поставил на колени, других стал линейкой бить по рукам, громко отсчитывая удары. Крепче всех досталось большеголовому и толстому сыну мясника, не приготовившему урока по арифметике. Учитель принялся таскать его за волосы, приговаривая:

- Негоже сыну торговца не знать циферной науки! Я тебя все волосы выдеру, чадо ленивое!

Наконец учитель обратил разгоряченное лицо к Ованесу, в страхе и трепете ожидавшему решения своей участи.

- Теперь ты ответствуй, где и как озорничал, что полицейский чин явился сюда и выспрашивал, кто ты есть и где жительствуешь.

Мальчик никогда не лгал. Он и сейчас не стал притворяться, что ему неизвестна причина любопытства, проявленного к нему полицейским, и честно, откровенно рассказал все учителю.

Учитель даже опешил от столь правдивого признания. Обычно ученики лгали и изворачивались даже в тех случаях, когда их ловили с поличным.

Учитель поскреб в волосах и растерянно проворчал:

- Так и быть... На сей раз удовольствуюсь тем, что оставлю тебя без обеда...

Когда окончились послеобеденные занятия и Ованес, голодный и встревоженный, примчался домой, он застал там переполох: ящики комода были выдвинуты, мать штопала его праздничную одежду, на самоварной конфорке остывал крепко накаленный утюг. Отец сидел на низком табурете и старательно начищал ваксой его старые башмаки.

Ованес, едва переступив порог, с плачем рассказал, почему его сегодня оставили без обеда. Он боялся, что ему еще достанется и от отца.

Но отец и мать начали его успокаивать, от волнения и радости перебивая друг друга, чего раньше у них не бывало.

Они рассказали, что днем к ним приходил полицейский от градоначальника, который требует завтра к себе Ованеса и отца со всеми рисунками. А час назад заходил господин Кох и сказал, что он сам пойдет завтра вместе с ними к господину Казначееву.

В этот вечер поздно легли в семье Гайвазовских. Отец вместе с сыном отбирали рисунки, тщательно, их разглаживая. Мать продолжала штопать и гладить, чтобы скрыть ветхость его костюмчика.

Время от времени она отрывалась от работы и с любовью и гордостью подолгу смотрела на склонившуюся над рисунками черноволосую головку сына.

Дом Казначеева поразил Ованеса. Он и раньше видел богато убранные комнаты, когда относил рукодельные работы матери. Но в большой библиотеке, где он, отец и архитектор дожидались градоначальника, все было по-другому, чем в заставленных громоздкой мебелью и увешанных коврами купеческих домах.

У Казначеева на стенах висели картины в дорогих рамах, а в больших застекленных шкафах из красного дерева стояли книги в кожаных и сафьяновых переплетах с золотым тиснением, золотыми и серебряными застежками.

Удивил и немного напугал мальчика натертый до яркого блеска паркетный пол, отражавший все как в зеркале. Ованесу было даже страшно ступать по его гладкой поверхности.

Градоначальник долго не выходил.

Ованес был этому рад. Он загляделся на картины и успел немного освоиться. Но картины на него впечатления не произвели. То были портреты каких-то важных военных в старинных мундирах со звездами и в париках.

Другое дело картины, что висят в кабинете господина Коха: на них изображена Феодосия и так хорошо нарисованы генуэзские башни, мыс и облака!

Размышления маленького художника были прерваны появлением градоначальника.

Архитектор и Гайвазовский-отец почтительно склонились перед ним в поклоне, а Ованес остался стоять неподвижно. Из его головы сразу вылетели все наставления отца и матери, как он должен себя вести у городничего.

Казначеев приветливо кивнул Коху и Константину Гайвазовскому и с любопытством оглядел робкого мальчика в стареньком костюмчике и стоптанных башмаках.

- Ба! - воскликнул градоначальник. - Выходит, нас знакомить не надо, мы с тобою сами познакомились.

Кох и отец застыли от удивления, а Ованес сразу по тембру голоса узнал господина в экипаже, который как-то недавно слушал его игру на скрипке. Только тогда он был в мундире, теперь же на нем был богатый шелковый халат, а на голове - маленькая парчовая скуфейка.

Казначеев от души расхохотался, глядя на удивленные лица архитектора и старшего Гайвазовского.

Городничий хорошо выспался после обеда и был благодушно настроен. Насладившись растерянным видом Коха и отца своего маленького гостя, он поведал им обстоятельства первой встречи с Ованесом и снова похвалил игру юного скрипача.

- Значит, ты владеешь не только смычком, но и кистью, - весело продолжал Казначеев, обращаясь к мальчику. - Извини, углем. - Он опять рассмеялся. - Да, брат, крепко ты меня озадачил рисунками на заборе. Но я тоже не простак: полицейский быстро все выведал, и мы нашли тебя, баловника.

Казначеев усадил своих гостей, а сам углубился в рисунки Ованеса, принесенные Константином Гайвазовским. В комнате наступила тишина. Два пожилых человека и мальчик с беспокойством следили за выражением лица градоначальника. От решения этого человека теперь зависела судьба маленького художника.

Не отрываясь от рисунков, Казначеев потянулся к шнуру и дернул его. Где-то вдалеке зазвенел колокольчик.

Когда явился слуга, городничий велел позвать сына. Через несколько минут в комнату вбежал мальчик лет двенадцати.

- Александр, поди сюда, - поднял голову Казначеев.

Городничий показал сыну рисунки. Тот с нескрываемым интересом стал их разглядывать.

- Точно как у меня на гравюрах в классной комнате, - отозвался он и с удивлением взглянул на Ованеса. - Неужели это ты нарисовал?