Коллектив авторов - Веселие Руси. XX век. Градус новейшей российской истории. От «пьяного бюджета» до «сухого закона»

В этой специфически советской картине мира «сила мифа и поддерживающей его пропаганды в формировании общественного сознания была тогда, вне всякого сомнения, поистине огромной». Поэтому, в частности, критика «стиляжничества» или «преклонения молодежи перед Западом», как и осуждение «врага № 1» – пьянства, воспринималась как некая привычная формула с нечеткими границами, за которой вовсе не стояли принципиальные и самостоятельно выработанные убеждения. Да и само увлечение спиртными напитками сочли главным минусом молодежи лишь самые юные участники опроса – школьники; среди молодых людей старше 18 лет только четверть видела в выпивке действительное зло [732].

Причина состояла, конечно, не только в особенностях мировоззрения молодежи тех лет. Сложившаяся в СССР экономическая система исчерпала к тому времени возможности своего развития. Советская экономика при всех своих достаточно высоких в 1950-е годы темпах роста оказалась не в состоянии обеспечить прирост товаров и услуг, призванных «связать» алкогольные расходы населения, и осуществить декларируемые социальные программы. Вскоре (с 1971 года) началось неуклонное падение важнейших экономических показателей – темпов роста национального дохода и производительности труда.

Правда, некоторые успехи имелись на внешнем рынке – в том числе, как раз по части национального напитка. В 1954 году на международной выставке в Лондоне «Столичная» и «Московская» были признаны лучшими и тем посрамили американскую «Смирновскую водку № 21». С 1965 года советская водка начала экспортироваться в США, и отечественные производители выиграли битву за торговую марку со «Смирновской» и другими претендентами.

Неумеренное питие поддерживали и другие условия социального порядка (уравниловка, растущее отчуждение человека от реального участия в экономической и политической жизни, максимальная «заорганизованность» любого проявления общественной деятельности), вызывавшие на закате советской системы уже не массовый энтузиазм, а пассивное неприятие и стремление «выключиться» из мира «реального социализма», где лозунги разительно отличались от действительности.

Еще более тяжелая ситуация складывалась в колхозной деревне, уставшей от бесконечных экспериментов вроде борьбы с «неперспективными деревнями» или показных кампаний «Из школы – в колхоз» и т. п. Отток наиболее квалифицированных и энергичных людей в города, отсутствие перспектив, утрата ценностной ориентации привели к тому, что именно в 1960-е годы деревня стала пить даже больше города. В структуре семейных расходов на селе этот показатель составлял 5,1 % против 3,8 % у горожан, тогда как в дореволюционной России все обстояло как раз наоборот [733].

Мнимые «успехи» внутренней и внешней политики, нарушения законности, коррупция, подавление (не обязательно репрессивное) любого инакомыслия в сочетании с неофициальной вседозволенностью в повседневной жизни – все это формировало ту «застойную» атмосферу, о которой В. Высоцкий сказал:

И социологические исследования подтвердили, что в советском обществе выпивка была необыкновенно важна как способ идентификации с окружением, включения в традицию, как способ получения признания со стороны коллег и товарищей и, наконец, утверждения известного демократизма, ибо за столом все равны. Другая, не менее важная причина пьянства – крайне слабое развитие индустрии досуга и самодеятельных форм активности граждан, мягко говоря, не поощрявшихся властями. И, главное, в условиях тотального дефицита бутылка оставалась не подверженной никаким колебаниям «валютой» при неформальных рыночных операциях «ты – мне, я – тебе» [734].

Что же касается научной базы антиалкогольной политики, то она, по сути дела, отсутствовала – проводившиеся в то время социологические исследования и немногочисленные работы «на бытовую тему» или не были востребованы, или этой проблемы как бы и не замечали; читая их, можно подумать, что в России пили только до революции [735].

В итоге, по официальным данным, душевое потребление алкоголя (в пересчете на спирт) стремительно росло: в 1960 году оно составляло 3,9 литра, а в 1970 году – уже 6,8 литра [736]. С 1960 года расчеты самогоноварения и общего потребления алкоголя сначала в СССР, а позже в Российской Федерации производил американский советолог Владимир Тремл. По его оценкам, истинное среднедушевое потребление алкоголя в России с учетом самогона в 1970 году было очень высоким (12 литров), а через десять лет еще выросло – до 14,2 литра, из которых более четверти приходилось на самогон. Последняя цифра уже на порядок превосходила дореволюционную отметку и вывела Советский Союз на 6-е место в мире, а по потреблению водки – на 1-е [737].

Таким образом, дружными усилиями советских тружеников СССР одерживал уверенные победы в совершенно различных сферах народного хозяйства: ему удалось не только воспарить над загнившим западом в космических и военных высотах, но и глубже других стран погрузиться в стихию народного пьянства.

Правда, что касается последней победы, очень скоро тем же органам пришлось принимать новые постановления о борьбе с алкоголизмом. На базе этих документов и изданных на их основе актов вновь была предпринята попытка навести порядок в торговле спиртным.

В.Н. Горлов

Время Брежнева – это эпоха разочарования у поколения строителей коммунизма, загнивания экономики, политического лицемерия и социального иждивенчества. СССР добился военного паритета с США ценой технологического отставания во всех других областях экономики, отсутствия современной сферы услуг и замораживания низкого уровня жизни народа. Общественная жизнь подменялась парадным пустословием. Чем хуже шли дела в экономике, тем пышнее справлялись юбилеи. Вся эта показуха вызывала в народе насмешки, недоверие и потерю уважения к высшему руководству страны.

Важная особенность алкогольной ситуации брежневского периода – потребление спиртных напитков как неотъемлемая черта образа жизни практически всех социальных групп и слоев населения. Зависимость от алкоголя была характерна и для бомжа, и для рабочего, и для чиновника высокого уровня. Философ Александр Зиновьев считает, что «пьянство упрощало все наши отношения, сокращало все процедуры общения, умеряло карьеристские устремления и служебное рвение. У нас вели ожесточенную борьбу с пьянством, но вряд ли искренне. У нас все инстинктивно чувствовали, что прекращение пьянства сделало бы нашу жизнь еще более кошмарной» [738].